Сто сорок лет назад родился Борис Федорович Сперанский (4/16 августа 1885, село Каменка Кирсановского уезда Тамбовской губернии – 30 декабря 1956, Томск), анархист, смертник и политкаторжанин царских времен, видный советский ученый-геолог, заключенный сталинских лагерей. Человек интереснейшей судьбы, и даже нельзя сказать, что совсем уж забытый… Хотя о революционном этапе его жизни современные официозные биографы стараются не слишком подробно вспоминать.
Борис Сперанский происходил из дворянской семьи, сын земского врача. К революционному движению присоединился в 16 лет, вступив в эсеровский кружок учащихся Тамбовского реального училища. Через два года, в конце 1903-го кружок был обнаружен властями, Сперанского исключили из четвертого класса училища и административно выслали из Тамбова в село Сампур Тамбовского уезда.
В 1904 Борис выезжал в Москву, где сдал экзамены в реальном училище Фидлера, а затем поступил на механическое отделение Киевского политехнического института. Тогда же вошел в РСДРП. Из партии он фактически выбыл примерно через год, но еще до этого, осенью 1904 стал одним из основателей киевской Южно-русской группы коммунистов-анархистов, первой в 20-м веке анархической группы в будущей столице Украины. Как часто бывало в те времена, только что созданная группа была немногочисленна, не имела серьезных ресурсов, а потому деятельность свою первоначально вела в очень скромных размерах: киевские анархисты, почти исключительно студенты Университета и Политеха, собирались для совместного чтения и обсуждения имевшихся у них анархических книг и брошюр.
В конце 1904 года группа отправила Сперанского за границу с поручением доставить в Киев литературу. За границей Борис объехал основные эмигрантские центры, и главным для него стал Париж: здесь он провел не меньше двух месяцев и познакомился с безначальцами, членами созданной тогда же группы анархистов-коммунистов «Безначалие».
Безначальцы стали первыми в России представителями антисиндикалистского крыла анархического движения. Их конечная цель была та же, что у сторонников Кропоткина: безгосударственный коммунистический строй, достигнуть которого можно только в процессе революционной борьбы, а не парламентских реформ и других форм мирной деятельности. Но в вопросах тактики они категорически не соглашались с кропоткинцами, критикуя их за умеренность и едва ли не торможение революции. Безначальцы признавали только постоянную и повсеместную вооруженную борьбу с государством и правящими классами, создание террористических и партизанских отрядов, «уличную борьбу» и «беспощадную народную расправу» с буржуазией. Любая легальная деятельности, любая борьба за частичные улучшения условий труда и быта, любая попытка создания и деятельности профсоюзов, даже революционных анархических синдикатов, которым Кропоткин и его ученики придавали важнейшее значение, безначальцами воспринимались как бесполезные или даже вредные, как «продление агонии капиталистического строя». Всё это было очень похоже на то, что с конца 1905 года пропагандировали «чернознаменцы», представители еще одного идейно-организационного центра антисиндикалистов, но, как ни странно, сторонники групп «Безначалие» и «Черное знамя» вовсе не стремились к объединению или сотрудничеству. Рискну предположить, что причины этого были прежде всего личного характера: в анархической среде лидеры безначальцев пользовались не самой хорошей репутацией.
Лидеры безначальцев были весьма колоритными людьми, и я не могу удержаться от того, чтобы не сказать несколько слов о них. Основателем группы и ее ведущим идеологом стал армянский студент Степан Романов; впрочем, он предпочитал представляться другим именем: «Здравствуйте, я – Николай Романов», повергая в легкий шок представителей власти. Именно его взрывной и экспрессивный «кавказский» характер, вероятно, и помешал широко распространиться взглядам группы. Другой крупный деятель «Безначалия», Николай Дивногорский, еще учащимся стал последователем Льва Толстого; в 18 лет бросил университет, жил в толстовской сельскохозяйственной коммуне, был бродячим учителем, затем фабричным рабочим, проповедуя в народе учение Льва Николаевича. После подавления неудачной стачки, столкнувшись с жестокостью и произволом фабричной администрации, пересмотрел свое отношение к принципам ненасилия: устроил на фабрике пожар и бежал за границу. Какое-то время занимался тайной доставкой в Россию запрещенных толстовских изданий, но в 1903 году окончательно порвал с толстовством и присоединился к анархистам-коммунистам. Еще один видный безначалец, доктор медицины Михаил Сущинский, начинал революционную деятельность как народоволец, бежал из сибирской ссылки, играл заметную роль в эсеровской эмиграции. Присоединившись к безначальцам, потратил остатки личных средств на покупку типографии, в которой группа издавала пропагандистские листовки и журнал «Безначалие».
Весной 1905 Сперанский вернулся в Киев, доставив транспорт анархической и социал-демократической литературы. С этого времени киевская группа активизировала свою деятельность, но недостаток опыта привел к провалу: накануне 1 мая прошли первые аресты анархистов. Борис остался на свободе, но оказался вынужден перейти на нелегальное положение. Лето и осень 1905 года он провел в разных городах украинских губерний, занимаясь пропагандой и организационно-технической работой. С середины года, окончательно определившись как сторонник взглядов группы «Безначалие», участвовал также в боевых актах, хотя ничего конкретного на эту тему – где, когда и в каких именно актах – сказать уже невозможно: этого не знали даже жандармы.
После выхода октябрьских манифестов о политических свободах и амнистии Сперанский получил возможность легализоваться и вернулся в Тамбов. К этому времени в городе уже существовала небольшая группа анархистов-коммунистов, организованная бывшим студентом и бывшим эсером Александром Соколовым; из партии эсеров он был исключен незадолго до того за «анархический уклон» и за «излишнее увлечение террором». Сперанский, уже имевший серьезный опыт подпольной работы, возглавил группу, которая под его влиянием также встала на позиции безначальцев. Примерно месяц-полтора Борис вел пропаганду среди тамбовских рабочих и крестьян ближайших сел, заведовал подпольной типографией и вел конспиративную переписку с товарищами в других городах. В начале декабря 1905 года оказался в Москве и здесь принял участие в вооруженном восстании, сражаясь на баррикадах.
18 декабря московское восстание было подавлено. Сперанский разыскивался полицией, о возвращении в Тамбов нельзя было и думать. Он выехал в Петербург, где жил по документам на имя студента Владимира Попова. К этому же времени здесь собрались все (кроме оставшегося за границей Сущинского) видные деятели безначальцев, образовавшие Петербургскую группу анархистов-общинников. Группа имела свою типографию, организовала сеть пропагандистских кружков (в основном среди студентов и учащихся), но развитие ее работы происходило с большим трудом: сказывались и столичный статус Петербурга, где были сосредоточены лучшие силы социал-демократов и социалистов-революционеров, и чрезвычайный радикализм пропаганды безначальцев, который попросту отпугивал потенциальных сторонников, – заинтересовавшиеся анархическим учением петербургские рабочие предпочитали посещать собрания синдикалистов-кропоткинцев из группы «Хлеб и воля».
Радикализм этот, впрочем, оставался больше на словах, чем на деле. За время своего существования (с лета 1905 года) петербургские безначальцы совершили лишь два террористических акта: взорвали бомбу и стреляли в постового городового; в обоих случаях жертв не было. Только в январе 1906 года лидеры группы решили активизировать боевую работу, наметив серию покушений и экспроприаций. Но реализовать свои замыслы не успели: некто Дмитрий Боголюбов, бывший железнодорожный рабочий, вступивший в группу в самом конце 1905-го, оказался тайным агентом Охранного отделения. Накануне первой из намеченных экспроприаций он выдал всех известных ему членов группы, – но только мужчин, умолчав о женщинах-анархистках, – а затем скрылся из столицы и, по слухам, выехал за границу, где его долго и безуспешно искали и анархисты, и Департамент полиции.
В ночь на 24 января 1906 года в Петербурге были арестованы 13 безначальцев. Среди них был и Борис Сперанский, в квартире которого полиция нашла типографский шрифт, оружие и анархическую литературу (листовки и 3-й номер журнала «Безначалие»). Давать какие-либо показания на следствии, а затем и на суде он отказался.
После нескольких месяцев заключения в Петропавловской крепости и в одиночной тюрьме «Кресты» Сперанский и его товарищи предстали перед Петербургским военно-окружным судом. Процесс по делу Петербургской группы анархистов-общинников состоялся 16-17 ноября 1906 года, стал первым в столице судом по делу анархистов, а потому привлек повышенное внимание общественности. Судились всего четверо: Романов, Сперанский, их тамбовский товарищ Соколов и самый молодой из безначальцев, 17-летний петербургский рабочий-водопроводчик Рафаил Марголин; против остальных оказалось недостаточно улик для предания суду, а Дивногорский еще в мае сумел бежать из тюремной больницы, где симулировал сумасшествипе. Все четверо отказались от показаний, от защиты и даже от участия в формальных судебных процедурах, заявив о непризнании суда. Все четверо в ходе заседания вступали в драку с жандармами. Все четверо были признаны виновными в принадлежности к анархистам-коммунистам и получили каторжные приговоры: Романов и Соколов – на 15, Марголин и Сперанский – на 10 лет.
Это был первый суд Сперанского. Вскоре последовал второй. При попытке бежать из Шлиссельбургской крепости Сперанский ранил тюремного надзирателя. За это 10 января 1908 он был приговорен к смертной казни, но при утверждении приговора казнь заменили на 20 лет каторги. Спасло то, что Сперанский еще не достиг совершеннолетия: в царской России оно исчислялось по достижении 21 года, а несовершеннолетних в 1908-м казнили заметно реже, чем годом-двумя ранее. В том же году Сперанского подвергли еще одному наказанию – телесному. За оскорбление начальника Главного тюремного управления он был приговорен к 50 ударам плетью.
С 1908 года до начала марта 1917 года Сперанский находился в Москве, в Бутырской тюрьме. В эти годы он тяжело заболел туберкулезом. В эти же годы начал самостоятельно изучать геологию. Несмотря на увлечение наукой, строго придерживался всех неписанных правил и традиций политических заключенных. Конечно, был знаком с Нестором Махно, Петром Аршиновым и другими единомышленниками и товарищами по Бутырке.
Освобожденный Февральской революцией, Борис Сперанский вернулся в Тамбов. Работал в воссозданной Тамбовской группе анархистов-коммунистов, некоторое время был секретарем Тамбовского губернского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Взгляды его изменились: к 1917 году российское анархическое движение в целом уже преодолело свой былой радикально-террористический уклон, а оба антисиндикалистских течения (чернознаменцы и безначальцы) стали достоянием прошлого. Из видных деятелей группы «Безначалие» одни погибли в тюрьмах (Николай Дивногорский умер в швейцарской тюрьме в 1909 году, осужденный за попытку ограбления банка в Монтрё; Александр Соколов покончил с собой на нерчинской каторге в 1913 или 1914 году), другие, как и Сперанский, стали сторонниками более умеренных течений (Рафаил Марголин входил в Союз анархо-синдикалистской пропаганды, пока летом 1918 года не перешел к большевикам), а отец-основатель «Безначалия» Степан Романов, судя по всему, после 1917 года вообще прекратил политическую деятельность.
В Тамбове Сперанский прожил сравнительно недолго: уже к началу 1918 года он был вынужден уехать в Сибирь из-за обострившегося туберкулеза. Поселился в Томске, где участвовал в деятельности Томского объединенного союза анархистов, вел пропаганду среди горнорудных рабочих Анжеро-Судженских копей. Одновременно учился на горном факультете Томского технологического института, числясь вольнослушателем.
Интерес к горному делу и геологии постепенно вытеснил интерес к революции, хотя Сперанский никогда не заявлял об отказе от анархических убеждений. После падения советской власти в Сибири летом 1918 года Сперанский окончательно прекратил участие в политической деятельности и с этого времени работал в Сибирском геологическом комитете, вскоре став его постоянным членом.
С возвращением большевиков в Сибирь Сперанский сотрудничал с новой властью как ученый специалист. Весной 1921 года он был назначен начальником геолого-разведочной партии Сибпромразведки и исполняющим обязанности технического руководителя Горного отдела Новониколаевского районного совнархоза, руководил угле- и торфоразработками в регионе. В 1923 году окончил учебу в Томском технологическом институте. Занимался геологическими исследованиями Западной Сибири, Салаира и Алтая, одновременно преподавал в вузах Томска, в т.ч. как доцент и заведующий кафедрой общей геологии геолого-почвенно-географического факультета Томского университета. Уже к концу 1920-х получил репутацию одного из ведущих советских геологов, тектонистов и стратиграфов. Сперанский воспитал многих известных позже ученых-геологов и те из них, кто писал воспоминания, оставили довольно забавные воспоминания о нем. Например, не обладая талантами лектора, Сперанский «порой пытался изображать руками и даже телом проявления геологических процессов или употреблял образные выражения (“район испытал еще один жим со стороны Салаира”)».
Во время Второй мировой войны Борис Федорович, продолжая преподавательскую работу, консультировал оборонные предприятия и геолого-разведочные партии, возглавлял экспедицию обзорных геологических карт Западносибирского геологического управления, открыл в Сибири крупное месторождение олова. В 1948 году получил степень доктора геолого-минералогических наук.
И рискну предположить, что в науке Сперанский нашел убежище от принудительного официоза сталинской эпохи. Он не вступал в ВКП(б)-КПСС, не избирался депутатом никакого уровня, не состоял ни в каких организациях, кроме Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев (вплоть до его разгона властями в 1935 году). Несмотря на вновь ставший неблагонадежным статус бывшего анархиста и террориста, спокойно пережил «Большой террор» конца 1930-х, стоивший жизни большинству российских анархистов и бывших анархистов.
Но репрессий все же не избежал.
14 мая 1949 года Сперанского арестовали по так называемому «красноярскому делу» и отправили на следствие в Москву. К делу была привлечена большая группа ученых и практиков-геологов (более 20 человек), обвиненных в принадлежности к контрреволюционной вредительской организации, «неправильной оценке и заведомом сокрытии месторождений полезных ископаемых», антисоветской агитации, а также в шпионаже. В Москве Сперанский снова попал в Бутырскую тюрьму, из которой освободился более тридцати лет назад. Следствие растянулось почти на полтора года. 28 октября 1950-го Особое совещание при МГБ СССР приговорило гражданина Сперанского Б.Ф. к заключению в исправительно-трудовые лагеря на 25 лет.
В марте 1953 года умер Сталин, а уже в марте 1954 года «красноярское дело» было пересмотрено. Сперанский был освобожден, реабилитирован и вернулся в Томск. Работал старшим научным сотрудником лаборатории нефти и газа Западносибирского филиала Академии наук СССР, занимался исследованием геологии Западно-Сибирской равнины, руководил подготовкой аспирантов.
Борис Федорович Сперанский умер в Томске 30 декабря 1956 года. В память о нем вскоре была учреждена премия за лучшую работу по геологии Западной Сибири.
631 total views, 4 views today