Григорий Петрович Максимов (1893-1950), один из самых известных теоретиков анархизма XX столетия, революционер, философ, талантливый публицист, занимает особое место в истории русской эмиграции. Всю свою жизнь он провёл в общественной и духовной борьбе за идеалы свободы и справедливости. Он был отверженным для Царской России — как революционер, для Советской России – как «контрреволюционер». Монархисты и либералы не принимали его как сторонника «левой» политической мысли, большевики – как сторонника «мелкобуржуазного» анархизма. За свою трудную жизнь Г.П. Максимов успел стать одним из главных идеологов анархо-синдикализма, как в России, так и в США. Имя Г.П. Максимова широко известно историкам анархического движения во всём мире и почти неизвестно специалистам по истории русской эмиграции. Исследователи русского зарубежья обычно отдают предпочтение представителям консервативного направления русской политической мысли, реже – либерального, ещё реже – социал-демократического. Специалисты по истории и философии анархизма редко посвящают Г.П. Максимову отдельные научные статьи, традиционно рассматривая его в ряду других представителей русской анархической эмиграции [Шубин 1993]. В редких случаях публикуются отдельные документы [Рублёв 2002, С.197-201]. В Институте социальной истории в Амстердаме в архиве «Русских коллекций» находится фонд, посвящённый жизни и творчеству Г.П. Максимова. Архивные документы на данный момент практически не изучены отечественными исследователями. Многие сочинения ещё ждут своего публикатора.
Григорий Петрович Максимов родился 10 ноября 1893 года, в деревне Митюшино, в Смоленской губернии. В 1915 году он поступает в Сельскохозяйственную академию в Петрограде, учится на агронома. К Февральской революции 1917 года Г.П. Максимов становится одним из активных участников анархо-синдикалистского общественно-политического движения. Он участвует в создании «Петроградской студенческой группы анархо-синдикалистов» и группы «Голос труда». Летом 1917 года Г.П. Максимов становится представителем образовавшегося Союза Анархо-Синдикалистской Пропаганды (САСП) и избирается в Центральный Совет фабрично-заводских комитетов Петрограда. Под псевдонимом «Гр. Лапоть» он пишет статьи для газеты «Голос труда», где рассматривает вопросы социально-экономического характера: организация трудовых коллективов, хозяйственное переустройство общества на принципах безвластия, а также способы поддержки социально-преобразовательных низовых инициатив. Сотрудничество Г.П. Максимова с «Голосом труда» можно понимать как одно из важнейших событий в жизни мыслителя. Периодическое издание было организовано в 1911 году в США русскими рабочими эмигрантами, которые находились в тесном диалоге по обмену опытом с американскими анархо-синдикалистами. В 1917 году редакторы воспользовались всеобщей амнистией и правом на возвращение политических диссидентов, издательство было перенесено в Петроград. В 1917 году Г.П. Максимов ещё не знал, что его первые статьи в эмигрантском издании символично зададут вектор для его дальнейшего публицистического творчества, ведь большая часть сочинений, включая его поздние работы, будет доступна исследователям именно в русских эмигрантских газетах и журналах. В 1918 году начинаются первые масштабные репрессии в отношении анархистов: закрываются типографии, арестовываются активисты, сокращаются возможности свободного распространения литературы. «Голос труда» временно закрывается. Осенью 1918 года Г.П. Максимова избирают секретарём Исполнительного бюро Всероссийской конфедерации анархо-синдикалистов. В том же году организация прекращает своё существование в силу внутренних и внешних причин: из-за разногласий политического характера, а также из-за продолжения большевистских репрессий. Несмотря на серию арестов, Г.П. Максимов соглашается вступить в ряды Красной Армии. Впрочем, это продолжается недолго. В 1919 году в Харькове он отказывается исполнять приказ: военное руководство планировало жестокое подавление крестьян, несогласных с большевистской политикой. Анархист М. Гудель в 1950 году в эмиграции вспоминал этот факт биографии Г.П. Максимова:
«…в 1919-ом году он был в рядах Красной Армии и с революционным рвением боролся против контрреволюции, но, когда его часть была вызвана на усмирение украинских крестьян, Максимов, узнав о назначении, заявил начальнику своей части: “Красная Армия организована для борьбы против врагов русского народа, а не против крестьян и рабочих, усмирять крестьян я не пойду”. Он прекрасно сознавал значение и последствия этого протеста. Ему было известно, что в Красной Армии, как и во всякой другой, за отказ повиноваться и выполнить приказ грозит суровое наказание. Ему также было известно, что начальник части имеет огромные права и может расстрелять его без всякого суда. Он знал последствия протеста и все-таки выразил его. Он действовал так потому, что знал, был убежден, что подавление и обезоруживание революционных крестьян это один из опасных для революции шагов правительства. Он не хотел быть участником этого преступления»[Гудель 1950, C.21].
Г.П. Максимов действительно был приговорён к расстрелу, но его помиловали благодаря усилиям Всероссийского Союза рабочих-металлистов.
В эмиграции анархист А. Горелик, бывший секретарь екатеринославского анархистского бюро Донбасса, вспоминает, что после октября 1917 года многие анархисты стали «советскими», защитниками идеи Советов и большевистской политики. Среди упомянутых им фамилий есть и фамилия Максимова [Горелик 1922, С.65]. Обстоятельства, связанные с недолгим пребыванием Максимова в рядах Красной Армии, по-видимому, понимались А. Гореликом как открытое предательство. Нюансы и аспекты им не учитывались. Между тем, в 1919 году в Издании Федерации Союзов русских рабочих США и Канады выходит книга Г.П. Максимова «Советы рабочих солдатских и крестьянских депутатов и наше к ним отношение», написанная под псевдонимом Гр. Лапоть, в которой идея Советов подвергается развёрнутой и аргументированной критике. В этой работе исследуются социальные, политические и хозяйственные аспекты общественной жизни послеоктябрьской России. Описательная сторона исследуемого явления дополняется критическими высказываниями относительно невозможности любых форм парламентаризма в революционной освободительной деятельности. Опираясь на тезис П.А. Кропоткина о том, что
«каждое народное представительство, — называйся оно парламентом, Конвентом или чем-нибудь другим, будь то созданная префектами Бонапарта или выбрано восставшим народом на основании всевозможных свобод, — всегда будет стремиться к тому, чтобы расширить своё ведомство», Г.П. Максимов показывает, что Советы являются сосредоточением власти [Лапоть Гр.1919, С.6].
Власть Советов, по его мнению, ничем не отличается от любой другой формы власти. Такая концепция в конце концов приводит лишь к идейному усилению государства, а не к его отмиранию. Вплоть до конца 1919 года Г.П. Максимов продолжает работать для журнала «Голос труда». В своих публикациях он рецензирует книги и статьи по теории анархизма, а также рассматривает возможные векторы развития программы российских анархо-синдикалистов [Максимов 1919; Максимов 1919a, Максимов 1919b].
Осенью 1920 года Г.П. Максимов в Москве вместе с другими анархистами организовывает идейную платформу для создания новой организации — Российской Конфедерации Анархистов-Синдикалистов (РКАС). В условиях ускорившихся гонений на анархистов в Советской России организационная работа требовала огромных усилий, по сути деятельность анархистов носила «подпольный» характер. А. Горелик отмечает, что «В 1920 году реакция “слева” свирепствовала вовсю», арестовывались не только революционные анархисты, но и мирные толстовцы [Горелик 1922, С.70-98]. В конце года Красная Армия под руководством Л.Д. Троцкого уничтожает повстанческую армию Н.И. Махно. Вместе с «махновщиной» исчезают и все анархистские организации на территории Украины. Ликвидируется и «Конфедерация анархистских организаций “Набат”», арестовываются её деятели (М. Мрачный-Клаванский, А. Барон, А. Олонецкий, В. Волин и другие). Под арест попадает и товарищ Г.П. Максимова Е.З. Ярчук, представитель от РКАС. В январе 1921 года арестантов переводят их Харькова в Москву. Общая атмосфера тревоги усугубляется и тем, что здоровье 79-летнего П.А. Кропоткина, человека, который долгое время, благодаря своему авторитету, не позволял производить расстрелы анархистов, резко ухудшается.
Попытка наладить диалог с большевиками не удаётся: хождения избранной комиссии от анархистов (Г.П. Максимов, А.А. Боровой и А.М. Шапиро) в ВЧК не приносят никаких результатов. В «Известиях» печатается бюллетень о состоянии здоровья П.А. Кропоткина, к больному приезжает всемирно известная анархо-феминистка Эмма Гольдман, верный друг революционера ещё со времён его вынужденной эмиграции из Царской России. Большевики проявляют максимально возможную заботу в отношении П.А. Кропоткина, но арестованных анархистов продолжают держать в тюрьмах. Когда П.А. Кропоткин умирает (8 февраля 1921 года), то советские власти решают устроить похороны великого революционера за счёт государства. В «Известиях» и «Правде» печатаются некрологи. Г.П. Максимов становится одним из главных инициаторов борьбы за то, чтобы смерть единомышленника не превращалась в политический капитал большевистского государственного аппарата [Berkman 1925, p.288].
На фоне массовых волнений среди рабочих и крестьян, не согласных с ленинской политикой, разворачивается борьба анархистов и большевиков за первоочередное право на духовное наследие П.А. Кропоткина. Усилиями Г.П. Максимова, А.А. Борового и многих других создаётся «Комиссия анархических организаций по похоронам П.А. Кропоткина»[Дамье 2013, С.84-91; Шубин 2013, С.275-280]. Г.П. Максимов вспоминал те события следующим образом:
«Энергичными действиями комиссия отбила у большевиков желание похоронить П. А. за государственный счет и тем еще раз разрекламировать себя перед международным революционным пролетариатом, за что большевики постарались в свою очередь причинить комиссии ряд неприятностей, о которых последняя писала в своем отчете. Сейчас же после похорон комиссия постановила организовать неделю памяти умершего. Ежедневно, в течение недели, в нескольких пунктах Москвы устраивались лекции и собеседования о личности Кропоткина и его учении… Вечека выжидала момента, чтобы расправиться со всеми, кто активно выступал в кропоткинской неделе, а заодно и свести счеты с некоторыми членами похоронной комиссии. Этот момент скоро настал.» [Максимов 1922, С.4-6]
В конце февраля начинаются массовые аресты анархистов, которые усиливаются в марте во время Кронштадтского восстания. В ночь с 7 на 8 марта 1921 года аресту подвергается и Г.П. Максимов. Его отправляют в Таганскую тюрьму вместе с другими единомышленниками. Бутырская и Таганская тюрьмы на некоторое время превращаются в тюрьмы для анархистов. В тюремных стенах встречаются и арестованные украинские анархисты из бывшей организации «Набат», и многие члены кропоткинской похоронной комиссии. В июле месяце большевики принимают у себя представителей Профинтерна. Г.П. Максимов понимает: нельзя упускать шанс сказать западноевропейскому рабочему движению, что политика большевиков далека от идеалов свободного общества. Вместе с этим очевидно также и то, что обычное письменное обращение либо не пройдёт «цензуру», либо просто не будет «услышано» Профинтерном, ведь сложно представить себе, что социал-демократы уничтожают своих же союзников. В 1920 году сообщения о большевистских репрессиях не были восприняты Профинтерном всерьёз [Там же, С.8-10]. Г.П. Максимов предпринимает решительные меры по организации протеста – обсуждает возможность голодовки. 12 анархистов присоединяются к инициативе. Было понятно, что требование освобождения из тюрьмы является лишь формальной причиной:
«- Хорошо, — слышен шепот, — я согласен на голодовку, но с тем, чтобы главной ее целью был протест, демонстрация перед нашими западноевропейскими товарищами, приехавшими на съезд Профинтерна. Они до сих пор не верят той правде, которую мы им говорили, когда они были здесь в 1920 году. Ради того, чтобы они поверили, и спасли западноевропейское анархическое движение от большевистского уклона, мы должны голодать и даже умереть…» [Там же, С.11]
На закрытом заседании было составлено обращение к ВЧК, ВЦИК, Исполкому Коминтерна и Профинтерну, в котором говорилось о бессмысленности тюремного заключения и о том, что, если по истечении пяти дней анархисты не будут освобождены, начнётся голодовка [Волин 2005, С.216-217]. Голодовка началась. В камере №4 Таганской тюрьмы 13 анархистов в течение 11 дней приводили в жизнь заявленное на бумаге обещание. В течение этого времени Профинтерн вёл переговоры с большевиками. Не стоит считать, что представители западноевропейского рабочего движения на указанном съезде были «глухи» к словам своих российских товарищей. Анхель Пестанья, делегат от Национальной конфедерации труда Испании, вспоминает, что многие приехавшие на конгресс анархисты были запуганы угрозами расстрела со стороны большевиков, поэтому диалог о протестной акции Г.П. Максимова и других проходил с максимальной осторожностью [Pestaña 1924,p.79] . Лишь на 11-й день голодовки было объявлено, что анархисты, подвергшиеся тюремному заключению, будут освобождены, но при условии обязательной высылке за пределы РСФСР. На деле освобождена была лишь часть заключённых [Дамье 2011, С.60,63]. Эти события, по словам А. Горелика, «взорвали чекистов» — начались расстрелы анархистов, не имеющих отношения к «таганской голодовке». Так, к примеру, теоретика ассоциационного анархизма Льва Чёрного расстреляли вскоре после освобождения Г.П. Максимова, хотя за несколько дней до этого ему обещали свободу [Горелик 1922, С.57].
Вопрос о скорой высылке несколько раз откладывается. «В октябре стали назначать сроки нашей отправки. Назначат срок, обегаешь город, распрощаешься с друзьями, уложишь вещи, готов в путь, а завтра чекисты мило улыбаясь, говорят: «Вы сегодня не едете, поедете тогда-то». И так происходило раз пять. Мы перестали в таких случаях прощаться с друзьями, чтобы не быть смешными», — вспоминает Г.П. Максимов [Максимов 1922, С.10].
3 января 1922 года высылаемым анархистам были выданы документы, что они являются гражданскими пленными из Чехословакии. На поезде Г.П. Максимов через Латвию приезжает в Штеттин, где местные власти начинают подозревать его в большевизме. Он признаётся, что не является чехословацким пленным, рассказывает о себе и о своей деятельности в России. Власти предлагают ему на выбор либо высылку назад в РСФСР, либо, согласно его документам, отправку в Чехословакию. Оба варианта предполагали либо расстрел, либо тюремное заключение. Решение вопроса о судьбе русского анархиста затягивается. В Штеттине Г.П. Максимова, В.М. Волина, А. Горелика и других сажают в тюрьму при «полицай президиуме» для выяснения дальнейших обстоятельств [Там же, С.25-28]. Об этом узнают немецкие анархо-синдикалисты, которые предпринимают ряд попыток по освобождению своего товарища. Рудольф Роккер, один из главных мировых теоретиков анархо-синдикализма, вспоминает, что в конце концов его соратнику Фрицу Катеру в берлинском «полицай президиуме» удалось подписать обязательство, согласно которому немецкие анархистские и рабочие группы несут ответственность за содержание высланных российских анархистов [Rocker 1974, S.324-325]. Г.П. Максимов в числе других анархистов получает разрешение отправиться в Берлин.
Жизнь в столице Германии была трудной для Максимова, как и для многих русских эмигрантов, однако это не повлияло на его творческий энтузиазм [ Interview de Leo Voline 1996, P.21-21]. С 1923 года он участвует в издании журналов «Рабочий путь» и «Анархический вестник» [Ермаков, Талеров 2007, С.703-706]. Г.П. Максимов также принимает участие и в организации тайного ввоза издаваемой анархистской эмигрантской литературы на территорию Советской России [Дамье 2006, С.602]. В то же время он становится постоянным сотрудником «Чёрного креста», анархической международной организации по поддержке заключённых анархистов. Как активист Международной Ассоциации Труда Г.П. Максимов в 1924 году становится одним из инициаторов по созданию Группы защиты заключённых революционеров в России. Пол Аврич отмечает, что в годы эмиграции, когда мировой анархическое сообщество, глядя на большевистскую Россию, наблюдало подтверждение слов М.А. Бакунина, что «социализм без свободы – это рабство и скотство», Г.П. Максимов заявлял: «Революция мертва! Да здравствует революция!» [Аврич 2006, С.251]. В действительности русские анархисты-эмигранты были носителями уникального опыта, который при должном внимании со стороны западноевропейских товарищей мог бы стать особым источником ревизионизма в теории анархизма XX столетия. В этом смысле энтузиазм Г.П. Максимова был вполне оправдан. Редакция журнала «Анархический вестник» прямо заявляла:
«Все существовавшие до сих пор за границей анархические органы не могли служить указанной задаче в должной мере – по многим причинам, главная из которых та, что органы эти, возникая в условиях, отдалённых от русской действительности, не располагали необходимым материалом, соответственными переживаниями и выводами». [Товарищам анархистам 1923, С.83]
Г.П. Максимов начинает разрабатывать собственную концепцию «перехода», особого состояния послереволюционного общества, когда трудящиеся массы формируют социально-экономическую основу для дальнейшего строительства анархического общества. Опыт революции в России показал для некоторых анархистов, что социум, возможно, неспособен к радикальному одномоментному «скачку» в мир свободы и справедливости. Кроме того, было очевидно, что идея Советов лишь уничтожала централизованное управление государством, но не устраняло его. Более того, Советы не формировали то, что анархисты понимали под самоорганизацией. Из этого следовал вполне очевидный вывод, что теория анархизма, вероятно, нуждается в серьёзной доработке, особенно в вопросе о том, что нужно делать после революции. С другой стороны, сама идея промежуточного состояния, когда общество после революционных событий лишь начинает двигаться к предполагаемому миру свободы и справедливости, находилась на вооружении у большевиков. В этой сложной ситуации Г.П. Максимов пытался найти оптимальное решение вопроса о том, как на практике возможно строительство анархического общества.
В 1924 году в «Голосе труженика» он пишет о возможном послереволюционном состоянии, которое можно считать «переходным». С точки зрения Г.П. Максимова, в таком социуме отрицается всякая собственность на средства производства и частная торговля продуктами потребления. Провозглашается полная самостоятельность и автономия производственных «безвластных центров». Тем не менее, эта самостоятельность провозглашается только в пределах самих «безвластных центров» производственных хозяйств. Управлением и координацией таких центров должна заниматься организация, состоящая из делегатов названных предприятий – таким образом исключается проблема конкуренции. Территориально и структурно указанная система организации хозяйственной жизни строится федеративным путём. Такая федерация в перспективе должна стать моделью строительства всего мирового сообщества [Максимов 1924, С.24-26].
1920-1930 гг. знаменуются развернувшейся полемикой вокруг идеи интеграции русского эмигрантского анархистского движения. Г.П. Максимов выступает с резкой критикой «платформизма» П.А. Аршинова и Н.И. Махно [Maximov 1952]. Согласно последним, анархисты должны сплотиться в единой крупной организации, забыв о прошлых идеологических разночтениях [Аршинов, Махно, 1926]. Такая организация должна быть не просто идейно монолитной, но и структурно дисциплинированной. Анархо-синдикализм должен рассматриваться в качестве средства, в то время как анархо-коммунизм – в качестве цели. Кроме того, с точки зрения теории, анархисты должны принять идею одномоментного перехода общества от капиталистически-буржуазного настоящего к анархо-коммунистическому будущему. Согласно «платформизму», анархизм концептуально исключает любые «переходные» стадии общественного развития [Skirda 1987, P.174]. Г.П. Максимов, как и А.М. Шапиро, Э. Малатеста, М. Неттлау, М. Корн и многие другие известные деятели мирового анархистского движения, видел в инициативе «платформистов» иезуитские корни, идейные построения, близкие к воззрениям большевиков. Предлагаемые идеи по сути сводились к созданию организации квази-партийного типа. Сам П. Аршинов достаточно чётко обозначил необходимость переосмысления опыта большевистской политики:
«Необходимо в то же время радикально изменить своё отношение к пролетарскому государству СССР, которое является зародышем нового мира – мира освобождённого труда» [Аршинов 1931, C.15-16].
Стоит отметить, что сам анархизм, всегда выступавший против любых форм парламентаризма, в своём основании никак не мог найти точку согласования с радикальными ревизионистскими воззрениями Аршинова и Махно. Даже соратник Н.И. Махно в годы гражданской войны В.М. Волин не захотел иметь ничего общего с такой программой действий [Аврич 2006, С.254]. Для Г.П. Максимова было важно также и то обстоятельство, что «платформизм» исключал идею «перехода», предполагая самовоспроизводимый порядок, присущий обществу после настоящей освободительной революции. С одной стороны, собственная концепция Г.П. Максимова сильно тяготела к идее марксисткой «диктатуры пролетариата» с её отрицанием возможности переустройства социума в революционном единомоментном акте, с другой – в отличие от марксизма, хронологически она была выработана не до революции, а после неё, то есть на основе собственного активного участия в революционных событиях, а значит, с совершенно другими исходными идейными ориентирами.
В 1924 году Г.П. Максимов переезжает в Париж и принимает активное участие в распространении информации о жестоких репрессиях, которым подвергаются революционеры в Советской России. Французская общественность не остаётся равнодушной. Усилиями МАТ (Международная ассоциация труда) были организованы различного рода собрания. Телеграммы и письма с призывов прекратить насилие и освободить российских революционеров направились в сторону большевиков не только от рабочих профсоюзов, но и от сочувствующих интеллектуалов. Заявление протеста против «арестов и ссылок российских трудящихся российским правительством» было подписано множеством философов, литераторов, учёных и художников, среди которых были Люсьен Леви-Брюль, Франц Журден, Пьер Амп, Эли Фор, Жак Адамар, Жак Копо, Морис Бушор и другие [Дамье 2011, С.70].
В 1925 году Г.П. Максимов уезжает в Чикаго, где занимается редактурой «Голоса труженика», журнала — преемника ранее существовавшего русскоязычного немецкого издания [Аврич 2006, С.260]. Финансовые обстоятельства вынуждает его искать новые пути заработка. Вскоре от одного из рабочих Г.П. Максимов получает уроки ремесла обойщика мебели и начинает самостоятельно осваиваться в новой для него профессии. Вплоть до 1927 года он редактирует «Голос труженика», издававшегося при поддержке организации IWW (Industrial workers of the world).
В 1930 году П. Аршинов, по словам Г.П. Максимова, собирался перенести издание журнала «Дело труда» из Парижа в Чикаго[1]См.Письма Г.П. Максимова к Эмме Гольдман (Maximov G.P. Letter to Emma Goldman. International Institute of social history, arch00520, Emma Goldman Papers, Inv.nr.121, … Continue reading.), но уже в конце 1934 года П. Аршинов прекращает всякие отношения с анархистской эмиграцией и с разрешения ЦК ВК(б) возвращается в СССР [Шубин 2014, С.310]. Аспекты этого события до сих пор остаются предметом дискуссий. Одни исследователи считают, что П. Аршинов отправился в СССР с целью организации в Советской России сети анархистских подпольных групп, другие – что он встал на сторону «советских анархистов», тех, кто признал правоту большевистской политики [Скирда 2002, С.167; Рублёв Д.И. 2011,С.159-160]. Так или иначе, но периодическое издание «Дело труда» им было брошено на произвол судьбы. Прекращать издание такого важного для русской анархистской эмиграции и для парижского анархистского движения журнала было невозможно. Ещё в 1931 году Г.П. Максимов, когда уже находился в Чикаго, принимал участие в его редактуре [Ермаков, Талеров 2007, С.705], в 1934 году он стал его главным редактором: Н.И. Махно, и так находившийся в плохом здравии, не смог после пережитого предательства П. Аршинова вернуться к прежней жизни и вскоре умер. Таким образом, «Дело труда» превратилось из парижского издания в издание чикагское [Аврич 2006, С.260].
В 1929 году Г.П. Максимов почувствовал на себе удар «великой депрессии» в США — имея рабочую профессию, он, как и многие другие трудящиеся, оказался в положении крайней нищеты, о чём свидетельствуют его письма к Эмме Гольдман. Исключительно благодаря своей известности среди фабричных рабочих, он не оказался на улице и поэтому смог не просто воссоздать «Дело труда» на базе Чикагского издания, но и реформировать его в согласии с принципами анархо-синдикализма[2]В пору, когда П.Аршинов и Н.И.Махно были редакторами издания, журналу была характерна … Continue reading. «Дело труда» стало прежде всего анархистским журналом для русскоязычных рабочих и уже потом – «рупором революции» [Там же]. Экономическая ситуация в США сама диктовала темы для осмысления на страницах издания – критика рыночных отношений, призыв к консолидации всех профсоюзных организаций перед лицом сложившегося кризиса, а также, конечно, анализ предполагаемых социально-политических последствий.
В 1934 году на конференции безвластнических организаций штата Коннектитут было принято решение о слиянии двух печатных органов ( «Дело труда» и «Пробуждение»). Появившийся журнал «Дело труда – пробуждение» стал важнейшим периодическим изданием русской анархистской эмиграции. Большая часть сотрудников издания проживала в разных городах США, но также известно, что часть поддержки журнал получал ещё из Канады и Франции. В условиях экономического коллапса рабочие организации с огромным трудом продолжали свою деятельность, те немногие русскоязычные трудовые эмигранты, которые ещё имели силы и считали необходимым сохранять ткань социальности – не превращаться в отдельные социальные атомы, фокусировали своё внимание на деятельности журнала «Дело труда – пробуждение» [Антошин 2006, С.66-72].
Помимо редакторской деятельности Г.П. Максимов выступал с публичными лекциями в Чикаго и различных городах Филадельфии [Гринюк 1950, C.26]. Получал приглашения от товарищей с просьбой прочитать лекции в Акроне, Сент-Луисе и Детройте[3]См письма Г.П. Максимова к Эмме Гольдман. В эти же годы он публикуется в различных англоязычный журналах, где продолжает обосновывать свою теорию «переходного периода» [Maximov 1933, pp..4-8]. К разразившейся испанской революции Г.П. Максимов относится осторожно, что вполне понятно, потому что революция в России не привела к ожидаемым победам. Тем не менее, он допускал, что, если испанским анархистам удастся взять верх, это могло бы послужить началом революционной активности в других странах Европы. Интересен тот факт, что испанскую революцию Г.П. Максимов понимал как революцию антибольшевистскую, так как тоталитарные режимы, медленно устанавливающиеся по всему миру, казались ему следствием триумфальной победы большевиков.
В Чикаго выходят его книги на английском и русских языках – социально-философские и исторические сочинения. В изданном на русском языке сочинении «Беседы с Бакуниным о революции» [Максимов 1934], написанном в специфическом жанре диалогов, Г.П. Максимов, по словам современного исследователя А.В. Шубина, «закрепляет свою теоретическую победу над противниками идеи переходного периода» [Шубин 1922, С.134]. Большая историческая работа «The guillotine at work. Twenty years of terror in Russia», структурно состоящая из двух частей, была опубликована впервые не на русском, а на английском языке. Перевод русскоязычной рукописи Г.П. Максимова осуществлялся при поддержке фонда имени Александра Беркмана. В этой работе даётся подробный исторический анализ хроники репрессивной машины большевиков в годы революции и гражданской войны. В первой части представлен сам текст повествования, во второй – документы и источники [Maximov 1940].
С 1922 по 1930 годы в Южной Америке единомышленник Г.П. Максимова А. Горелик работал над русскоязычной аргентинской анархо-синдикалистской газетой «Голос труда». В трудных условиях, когда не хватало средств для издания, не хватало рабочих рук и техники, он обращался за помощью к русским анархистам-эмигрантам из США [Лазарь, Андреев 2015,С.394-402]. Он описывал трудности своей деятельности в нью-йоркском журнале «Рассвет». А. Горелик, как и Г.П. Максимов, был выслан из Советской России после голодовки в Таганской тюрьме, в Берлине также был автором статей для анархистской периодики. Несмотря на то что в 1920-1930 гг. Г.П. Максимов был одним из влиятельнейших теоретиков анархизма среди русских эмигрантов, за помощью к нему А. Горелик не обращался, предпочитая писать статьи для журнала «Рассвет», испытывавшего куда более серьёзные сложности в издании, чем «Дело труда» под редакцией Максимова. Был ли это жест пренебрежения? Так ли сильно для А. Горелика значил тот факт, что редактор «Дела труда» в годы гражданской войны недолго, но был в рядах Красной армии? Или дело было в том, что он считал идею «переходного периода» ничем иным, как косвенной сделкой с большевиками? [Горелик 1922, С.17] В любом случае Г.П. Максимов для него навсегда остался «советским анархистом» и «анархобольшевиком». К этому выводу он пришёл уже после совместной голодовки в Таганской тюрьме, а также после того, как им пришлось в равной степени тяжести перенести трудности берлинской эмиграции [Там же, С.19]. Был ли Г.П. Максимов действительно таким идейным противником большевизма, каким он представлялся для многих анархистов, или всё-таки А. Горелик ощущал неоднозначное отношении своего товарища к Советской России?
Первый номер журнала «Дело труда – пробуждение» выходит в 1940 году, то есть когда захватившая весь мир война, длилась уже год. Перед редакцией стояла сложнейшая задача – понять, как и каким образом освещать хронику военных действий. Какой позиции должен был придерживаться анархистский журнал в то время, как большинство русскоязычной анархистской периодики прекратило своё существование? Ответственность за выработку позиции была очень большой. Известно, что русская эмиграция придерживалась очень разных мнений по поводу войны 1939-1945 гг. Исходя из этого, Г.П. Максимов должен был принять решение, какой из вариантов может показаться русскоязычному анархо-синдикалистскому изданию наиболее близким. Перед главным редактором было несколько вариантов:
- Следовать принципу ненасилия и пацифизма, бойкотировать войну как акт насилия.
- Проявлять «пораженческие» настроения в надежде, что милитаризм Германии уничтожит большевистскую диктатуру, после чего уже решать проблему немецкого империализма.
- Выступить в поддержку «Сопротивления», но не вставать на позицию «оборончества».
- Открыто встать на стороне «оборончества», признав, что именно национал-социализм, а не большевизм является угрозой для всего человечества.
Перед Г.П. Максимовым стоял тот же выбор, что и когда-то перед П.А. Кропоткиным, чьё отношение к мировой войне могло повлиять на умонастроение международного анархического движения. Тогда в эпоху 1914-1918 гг. П.А. Кропоткин выступил за Антанту, считая, что мировая война – явление принципиально новое, что к нему нельзя подходить с позиции пацифизма, в противном случае одна из воюющих сторон будет продолжать войну до тех пор, пока не завоюет весь мир. Он считал, что империализм Германии, претендующей на мировое господство – это угроза возможности всякой революции, кроме того, необходимо было спасти Францию как колыбель международного революционного движения [Кропоткин 1916, C.21]. Позиция П.А. Кропоткина была подвергнута критике большинством анархистов – Г.П. Максимов помнил события той давности [Петушкова 1997, C.88-98].
Начальная реакция российских анархистов-эмигрантов на разразившуюся Вторую мировую войну в целом выражена статье Г.П. Максимова о П.А. Кропоткине в 1941 году: «Поражение Гитлера – сигнал к мировой революции» [Максимов 1941а, С.1-4]. В эти годы анархисты ещё верили в то, что война, вероятно, станет катализатором классовых чувств среди народа, агрессия нацистской машины позволит революционерам «взять реванш», сделать то, что не удалось сделать в годы Первой мировой войны – раскрыть для народа корыстный интерес политиков, в их эгоистической заинтересованности в разжигании военных конфликтов. Поражение Гитлера казалось неминуемым. «Дело труда – пробуждение» призывало к радикальному антимилитаризму, агитируя своих читателей не поддерживать ни одну из сторон сложившегося конфликта [Липоткин 1941, С.10].
Уже в этом же году на страницах журнала можно прочитать о «революционном оборончестве», «оборончестве», идейно демаркированном от того, что часто понималось под этим словом, то есть открытую солидарность с СССР. «Революционное оборончество» полагало понимать Красную армию как массы трудящихся, которые вынуждены воевать против праворадикальных сил со стороны Германии [Максимов 1941,С.1-5]. Оно также полагало непринятие сталинской политики, непринятие большевизма, непринятие нравственной позиции советского правительства. Оно полагало ожидание революции и торжество освободительного движения. Анархистам стоит приветствовать победы Красной Армии над гитлеровскими войсками, однако в своём чувстве радости за очередное поражение нацисткой военной машины необходимо строго дистанцироваться от патриотизма. Приветствие побед русского народа над нацистскими войсками – это выражение солидарности с рабочим классом и крестьянством, который вынужден сражаться с реакционными силами [Максимов 1942, C.2-6], будучи сам частью механизма реакционного государственного аппарата [Максимов 1943, C.5-7].
Как с точки зрения социальной философии Г.П. Максимову удалось обосновать такой выбор? Какие нюансы идеологических разночтений были им проанализированы для того, чтобы сформированная им позиция была теоретически аргументирована? Г.П. Максимов отмечает, что
«судьба русского народа сейчас, как никогда, тесно и неразрывно связана с судьбами западноевропейских народов», что порабощение Европы Гитлером «означает безысходное рабство для русских» [Максимов 1941, C.2].
Таким образом, Г.П. Максимов проводит строгую идейную демаркацию между Первой мировой войной и Второй мировой войной. Никакого повторного Брестского мира не будет. Новые исторические условия предполагают, что сложившийся военный конфликт не является зеркальным повторением событий 1914-1918 гг., а поэтому и алгоритм действий революционного освободительного движения не может воспроизводиться в той же логике, что и раньше.
«Гитлер есть реакция в Германии и двойная реакция вне ее»», — пишет Г.П. Максимов [Максимов 1942, C.5] Красная Армия является главным противником нацистских войск, а следовательно, и противником главной реакционной силы XX столетия. Именно радикальная правая идеология, соединённая с милитаризмом и тоталитаризмом, представляет собой полное отрицание прогресса и революции. Значит, анархистам следует в первую очередь думать о поражении гитлеровских войск, то есть поддерживать главную противостоящую им силу. Другими словам, Г.П. Максимов в выработке редакционной политики по вопросу войны руководствовался идеей прогресса. То, что концептуально перечит идее прогресса – и есть главная опасность, то, что этому противостоит – главная надежда на спасение.
Почему журнал «Дело труда – пробуждение» не стал поддерживать «Сопротивление» и русских эмигрантов, сражавшихся на его стороне, ведь таким образом можно было выразить свою антифашистскую направленность и не обосновывать необходимость поддержки советских войск? Вопрос сложный, пока можно довольствоваться лишь догадками. Возможно, для Г.П. Максимова такой выбор не имел смысла, ведь «Сопротивление» не было главным противником нацистской военной машины, оно не обладало должной силой для решительной победы над Германией. Возможно, А. Горелик был в чём-то прав: Г.П. Максимов всё ещё не определился в своём отношении к Советской России, к людям, которые остались жить в стране тоталитаризма и большевистской диктатуры.
После окончания войны журнал выступил с резкой критикой «раздела» Германии [Степной 1946, С.1-2], а также создания «компанславистской империи» [Максимов 1948, С.1-5]. Поражение Гитлера Г.П. Максимов не считал началом мира, он видел, что на костях убитых солдат строится новая война – холодная. Геополитические игры политиков разделяли целые народы и судьбы отдельных людей, именно поэтому «Дело труда – пробуждение» оставалось до конца изданием, ориентированным на социальную, а не политическую борьбу. На страницах журнала описывались процессы послевоенной советской «чистки», в том числе и на рабочих местах – на фабриках и предприятиях. Критике подвергалась и американская цензура, которая в послевоенное время решила полностью взять под контроль литературную жизнь в Нью-Йорке, Чикаго и других городах. Г.П. Максимов был человеком, который в водовороте идеологических разночтений и в атмосфере сложных политических игр выбрал единственно верный для этики анархиста путь – выступать на стороне угнетённых трудящихся масс.
К концу 1940-х годов он остался единственным живым действующим теоретиком анархизма, прошедшим русскую революцию. Вернувшийся в СССР в 1934 году П. Аршинов в 1938 году был арестован и расстрелян. В Аргентине после прихода к власти военного диктатора Х. Урибуру в 1940 году А. Горелика разбил паралич, последние 16 лет своей жизни он не мог ни писать, ни читать, ни как-либо ещё давать о себе знать мировому анархистскому сообществу, вплоть до того что единственный некролог о его смерти был опубликован с огромным опозданием лишь в 1958 году в ещё существовавшем журнале «Дело труда — пробуждение». В.М. Волин умер в 1945 году в Париже от туберкулёза, в Нью-Йорке в1946 году умер и А.М. Шапиро [Аврич 2006, С.254].
До самой своей смерти Г.П. Максимов продолжал работать над журналом: искал средства для издания, занимался редактированием и написанием статей, привлекал к работе молодых анархистов из среды трудовой российский эмиграции. Умер последний русский эмигрант — теоретик анархизма 16 марта 1950 года в Чикаго, в округе Иллинойс, окружённый сотрудниками своего издания, друзьями и товарищами. В 1952 году они посмертно публикуют его рукопись «Constructive Anarchism», где на базе полученного им опыта революции 1917 года Г.П. Максимов интегрирует идеи М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина. В этой книге он своеобразным образом «снимает» противоречия между различными направлениями в теории анархизма и призывает читателей обратиться к истокам классических идей философии мютюэлизма [Maximov 1952] «Дело труда – пробуждение» не прекратило своё существование и выпускалось вплоть до 1963 года, в то самое время, когда леворадикальные анархистские идеи казались человечеству выдумками, о которых стоит забыть. Изданию не хватило лишь пяти лет, чтобы на волне парижского Красного Мая 1968 года снова возродить в обществе идеи интернационализма, свободы и равенства. Лишь несколько лет не хватило единомышленникам Г.П Максимова, чтобы застать популярность Франкфуртской школы , ситуационизм Ги Дебора и идеологию «новых левых».
Жизнь и творчество Григория Петровича Максимова является лишь частью истории русской анархистской эмиграции, но частью особенной — охватывающей главные вехи деятельности российских анархистов, которые нашли в себе силы бороться за идеалы свободы и равенства после всех ужасов большевистского террора.
Список сокращений
МАТ – Международная ассоциация трудящихся
РКАС – Российская конфедерация анархо-синдикалистов
САСП — Союз анархо-синдикалистской пропаганды
IWW – Industrial workers of the world (Индустриальные рабочие мира)
Литература
- Аврич 2006 — Аврич П. Русские анархисты 1905-1917. М.: Центрполиграф, 2006, 272 с.
- Аршинов 1931— Аршинов П. Анархизм и диктатура пролетариата (доклад конференции анархо-комм. групп Сев. Америки и Канады), Париж: Pascal, 1931, 16 с.
- Аршинов, Махно 1926 — Аршинов П., Махно Н. Организационная платформа всеобщего союза анархистов // 1926, №13-14
- Волин 2005 — Волин В. Неизвестная революция, 1917-1921. – М.: НПЦ «Праксис», 2005, 765 с.
- Горелик 1922 — Горелик А. Анархисты в российской революции. Издание рабочей издательской группы в Аргентине, 1922, 63с.
- Гринюк 1950 — Гринюк Н.Н. Отклики на смерть Г. П. Максимова // Дело Труда – Пробуждение. 1950. № 33. С. 26-27
- Гудель 1950 — Гудель М. Человек, живший по своим убеждениям // Дело Труда – Пробуждение. 1950. № 33. С. 21.
- Дамье 2006 — Дамье В.В Забытый Интернационал: международное анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами.Т.1.М.,2006, 901 с.
- Дамье 2011 — Дамье В.В. Берлинский центр российской анархистской эмиграции (1920-е годы) // Прямухинские чтения 2009 года. – М.: Типография «Футурис», 2011, с.60-63.
- Дамье 2013 — Дамье В.В. Стальной век: Социальная история советского общества. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013, 254 с.
- Ермаков, Талеров 2007 — Ермаков В.Д., Талеров П.И. Анархизм в истории России: от истоков к современности. Библиографический словарь-справочник. Спб., 2007, 724 с.
- Кропоткин 1916 — Кропоткин П.А. О войне. М.: Задруга, 1916, 33 с.
- Лазарь, Андреев 2015 — Лазарь Х.Ф., Андреев А.С. А. Горелик: аргентинские штрихи к портрету русской революции // Былые годы, 2015, №36, С.394-202
- Лапоть Гр.1919 — Лапоть Гр. Советы рабочих солдатских и крестьянских депутатов и наше к ним отношение. Нью-Йорк: Издании Федерации Союзов русских рабочих США и Канады, 1919, 10 с.
- Липоткин 1941 — Липоткин Д. Государство и война // Дело труда – пробуждение, 1941, №3, С.10
- Максимов 1922 — Максимов Г.П. За что и как большевики изгнали анархистов из России? (К освещению положения анархистов в России). – Штеттин.: Издательство Анархо-Коммун. Группы, 1922, 32 с.
- Максимов 1934 — Максимов Г.П. Беседы с Бакуниными о революции. Чикаго: Орган Федерации русских рабочих организаций США и Канады, 1934, 48 с.
- Максимов 1919 — Максимов Г.П.[рецензия] Карелин А. Программа анархистов-коммунистов (как я её понимаю). М.: 1919// Голос труда,1919, №1, 47-48,
- Максимов 1919а — Максимов Г.П.[рецензия] Карелин.А. Жизнь и деятельность Михаила Александровича Бакунина. М.: Изд.Всерос. федерации анархистов-коммунистов, 1919// Голос труда, 1919, №1, С.47-48
- Максимов 1919b — Максимов Г.П. Необходимость программы // Голос труда,1919b, №1, 19-27
- Максимов 1943 — Максимов Г.П. Под каким углом нужно рассматривать русские победы и борьбу против нацизма // Дело труда – пробуждение, 1943, № 9,C.5-7
- Максимов 1924 — Максимов Г.П. После революции // Голос труженика, 1924, №1, С.24-26
- Максимов 1941 — Максимов Г.П. Революционное оборончество // Дело труда – пробуждение, 1941, №4, С.1-5
- Максимов 1942 — Максимов Г.П. Свобода требует победы // Дело труда – пробуждение, 1942, №6, С.2-6
- Максимов 1948 — Максимов Г.П. Трещина в компаславистской империи // Дело труда – пробуждение, №26, 1948, С.1-5
- Максимов 1941а — Максимов Г.П. Пётр Алексеевич Кропоткин //Дело труда – пробуждение. 1941.№3, С.1-4
- Петушкова 1997 — Петушкова И.В. Пётр Алексеевич Кропоткин и I Мировая войнаТруды Международной научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения П.А. Кропоткина. М., 1997. Вып. 2: Идеи П.А. Кропоткина в социально-экономических науках. С. 88–98.
- Рублёв 2011 — Рублев Д. И. Из истории леворадикального сопротивления коммунистической диктатуре: анархисты Московского региона в середине 1920-1930-х гг. // Российская история. 2011. № 4.С.155-162.
- Рублёв 2012 —Рублёв Д.И. «Теория анархизма М.А. Бакунина … до сих пор представляется в ложном свете» Письмо Г.П. Максимова к П.Б. Аксельроду. 1923 г. // Исторический архив. 2012. № 5. С. 197 – 201.
- Скирда 2002 — Скирда А. Индивидуальная автономия и коллективная сила. Обзор либертарных идей и практик от Прудона до 1939 г. Париж, 2002. 224 с.
- Степной 1946 — Степной М. Дело мира // Дело труда – пробуждение, №19, 1946, С.1-2
- Товарищам анархистам 1923 — Товарищам анархистам // Анархический вестник, 1923, №1, С.83
- Шубин 2014 — Шубин А.В. Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине. М.: URSS, 2014, 320 с.
- Шубин 1993 — Шубин А.В. Проблема социальной революции в идеологии российской эмиграции 20-30-х гг. (по материалам эмигрантской периодики) . Автореф.дисс….канд.ист.наук.М., 1993, 17 с.
- Шубин 1992 — Шубин А.В. Два этапа творчества П.А. Кропоткина и идейная борьба в российской анархистской эмиграции 20-х – 30х гг. // Труды Комиссии по научному наследию П.А. Кропоткина. М., 1992. Вып. 2. С.128-134
- Berkman 1925 — Berkman A. The Bolshevik Myth. (Diary 1920-22). – N.Y.: Boni and Liveright Publishers, 1925, 304 p.
- Interview de Leo Voline — Interview de Leo Voline // Itineraire. 1996. №13.P.21-23
- Maximov 1952 — Maximov G.P. Constructive anarchism. Chicago. 1952, 43 p.
- Maximov 1933 — Maximov G.P. The economics of the transition period // Vanguard, Vol. 1, No. 7, April 1933, pp. 4-8
- Maximov 1940 — Maximov G.P. The guillotine at work. Twenty years of terror in Russia. Chicago, 1940, 633 p.
- Pestaña 1924 — Pestaña A. Setenta dias en Rusia: Lo que yo vi. – Barcelona: Tipografía Cosmos, 1924, 220 p.
- Rocker 1974 — Rocker R. Aus den Memoiren eines deutschen Anarchisten. Frankfurt а.M., 1974. 360 S.
- Skirda 1987 — Skirda A. Autonomie individuelle et force collective. Paris, 1987. 365 p.
Письма Г.П.Максимова к Эмме Гольдман (1930-1931 гг.)
Предисловие и подготовка текста Н.И. Герасимова
Представленные ниже письма анархиста Г.П. Максимова находятся в Архиве Института Социальной Истории в Амстердаме, в отделе русских коллекций, в личном фонде Эммы Гольдман (International institute of social history, Arch.00520, Inv.nr.121, pp.5935-5938, pp.5947-5950). Орфография современная. Информация и комментарии об упомянутых персоналиях и изданиях приводиться в подстрочной форме.
1930-1931 гг. были особенно тяжелы для Г.П. Максимова : непрекращающееся ощущение, что русского анархиста в любой момент могут подвергнуть аресту и выслать из США, катастрофические сложное финансовое положение на грани с абсолютной нищетой, незавершённый диалог с представителями русской анархистской эмиграции, так ещё и не определившейся, какие конкретные цели ей необходимо преследовать в мировой освободительной борьбе за идеалы свободы и справедливости. Общая атмосфера Великой депрессии и безработица, тем не менее, не сломили его бунтарский дух. В эти годы Г.П. Максимов ещё не знает, что уже через несколько лет станет главным редактором журнала «Дело труда – пробуждение», которому было суждено стать важнейшим анархистским изданием русской эмиграции.
Эмма Гольдман (1869 -1940), всемирно известная анархистка и феминистка, родилась в Литве, до своего 17-летия жила в Санкт-Петербурге, после чего вместе с сестрой эмигрировала в США, где быстро влилась в анархистское и рабочее движение. В Нью-Йорке она знакомится с Александром Беркманом (1870 – 1936), тогда уже прославившимся на весь мир анархистом, также родившимся в Литве. С ними Г.П. Максимов познакомится в 1919 году, когда те прибудут в Россию на «советском ковчеге», пароходе для группы депортированных из бывших уроженцев Российской империи. Вместе они встретят Кронштадтское восстание, смерть П.А. Кропоткина и последующие репрессии большевиков. «Первую в мире страну рабочих и крестьян» они покинут в разное время и разными путями, но будут поддерживать сложившуюся дружбу, несмотря на разворачивающийся хаос XX века и нестабильность эмигрантской жизни.
Для современного читателя приведённый ниже текст интересен, прежде всего, тем, что наблюдения за мировой анархистской издательской деятельностью принадлежат русскому анархисту-эмигранту, который не только непосредственно находился в курсе всех издательских проектов, но также принимал активное участие в издании и распространении анархисткой литературы на территории США и европейских стран. Кроме того, примечательно, что в своих письмах Г.П. Максимов делится мнением по поводу Испанской революции 1931 года, а также приводит общий обзор мнений по данному событию представителей, как мирового анархистского движения в целом, так и русской анархистской эмиграции в частности. Это позволяет современному исследователю получить ещё один исторический источник, благодаря которому, своеобразным образом «из первых уст», говорится о непростой судьбе освободительного движения 1930-х гг.
2 марта, 1930 года, Чикаго
Дорогая и милая Эмма, вот уже четвёртый месяц, как мы молчим и не отвечаем на ваше письмо. Можно подумать, что вы нас не интересуете и что у нас к вам холодное не товарищеческое и дружеское отношение. Если вы так думали, а мы с Олей, действительно дали повод к этому, то вы сильно ошибались. У нас к вам самое лучшее дружеское отношение, и мы будем очень огорчены, если потеряем в вас друга и товарища. Молчание наше объясняется проще и прозаичней – мы получили ваше письмо, когда находились в состоянии полного угнетения от материального краха, в полосу которого мы тогда входили. Перед нами стояла улица и голод. Я без работы, Оля без работы, заработанные осенью деньги прожиты, в кармане несколько долларов, меньше 10, а тут платежи за квартиру, за газ, за электричество, телефон, мебель, в юнион и целый ряд других платежей, не говоря уже о питании и прочих жизненных потребностях…
Голод и ужасные бедствия повисли над нами. Оля, как я замечал, не раз плакала тайком. Бегал, искал работу, бегала она, но результаты всегда были плачевные, ибо промышленный кризис, в связи с махинациями нью-йоркской биржи, как-то сразу обострился и привёл всех в паническое состояние. Многие разорились, и безработица быстро пошла в гору. Мы с Олей одни из первых попавших под удары безработицы. В самый критический момент пришли на помощь – сестра Флешина и Голдман, бывший портной, они принесли деньги, чтобы заплатить за месяц ренты, потом Голдман добился работы для Оли. Она работает кассиршей у Гилмана, получает 16 дол. в неделю. На этот заработок мы и живём вот уже пятый месяц. На квартиру давали два наших друга из рабочих. Сейчас у меня начинается сезонное время, но работы пока ещё нет. Товарищ, который учил меня в течении трёх с лишним лет не сложному ремеслу пейпер-генгера[4]Paperhanger(анг.) – обойщик мебели, работы мне не даёт, так как занят собственной судьбой…
Максимов.
14 апреля 1930, Чикаго
Дорогая и милая Эмма, дела сложились так, что начатое письмо пришлось оборвать, и вот только через месяц приступаю к его продолжению.
За истёкший месяц наши дела поправились мало. Сезон моей работы начался давно, но работы нет. Около 40% пейнтерс и пейперсгенгерс без работы. За полтора месяца я не смог заработать 150 дол. Сезон продлится ещё месяц, но надежды на заработок очень плохие, чтобы сказать никаких. Вы представляете, как это нас угнетает и давит. Однако, несмотря на все беды и несчастия, мы ещё крепимся и не поддаёмся отчаянию. Оля продолжает посещать «гай скул» и делает хорошие успехи, несмотря на двенадцатичасовой рабочий день, включая время на поездку на службу и обратно. Я прочёл здесь две серии лекций – первая о нашей программе, с наброском который вы, вероятно, знакомы через Шапиро[5]Александр Моисеевич Шапиро (1883-1946) – после революции 1917 года один из влиятельных деятелей русской … Continue reading; вторая – «Библия в свете науки». Лекции прошли, с нашей русской точки зрения, очень успешно, особенно лекция последней серии. Получил приглашение читать лекции в Акроне, Сент-Луисе, Детроите, но не мог воспользоваться приглашением, поездку по этим и другим городам отложил до осени.
Вот, как видите, при каторжных условиях мы всё же духовно не умираем и находим ещё силы и энергию для общественной деятельности и учения.
В связи с прекращением в Париже журнала «Дело труда», Аршинов хочет перенести издание в Америку и редактировать журнал из Парижа. На это соглашаются Нью-Йоркские товарищи, но восстают против этого товарищи в Чикаго. Последние, наверное, возьмут вверх и будут издавать «Дело труда» без всякой преемственности и указки из Парижа, и Аршинов будет просто одним из сотрудников.
Характерная вещь, Эмма, Вы знаете, что Махно травил Аршинова из-за каких-то 10 долларов, а вот сам израсходовал 200 долларов, собранных американскими рабочими на издание его дневника или записок. Как Вам это нравится? Этот факт скрывался его сторонниками, которые, однако, были вынуждены раскрыть это дело, так как сами оказались не в состоянии покрыть растрату без обращения за помощью к другим группам.
Был здесь Рокер[6]Рудольф Роккер (1873-1958) – немецкий политический деятель, один из основоположников теории … Continue reading, было очень приятно встретиться с ним. Он один вечер провёл с нами у нас в квартире. Его пребывание несколько освежило нас, так как мы чувствовали непосредственное присутствие любимой нами старушки Европы. Мы продолжаем оставаться европейцами, никогда, кажется, не станем американцами. В Чикаго Рокер имел материальный успех, хотя лекции посещались слабее, чем в его первый приезд. Материально он выиграл тем, что сократил расходы в сравнении с прошлым туром, а, именно, на этот раз не пришлось тратиться на Милю, на менеджера и на гостиницы. Он жил у товарищей. Но нам с Олей было жаль, что не было Мили. Вообще, на этот раз Рудольф, как говорят, увезёт из Америки от 3000 до 5000 дол. Это очень хорошо, он сможет спокойно прожить пару лет и спокойно заниматься литературной работой.
Ну, а как ваша биография, уже сдана издателю? Мы льстим себе надеждой получить вашу биографию от вас лично.
Эмма, у меня к вам просьба. Пожалуйста, передайте Александру, чтобы он прекратил высылку бюллетеня на мой теперешний адрес и на мой старый адрес. Здесь я прилагаю образец упаковки бюллетеня, который отправлялся на моё имя. Из этого образца вы видите, что те, кто заведуют рассылкой бюллетеня, совершенно не считаются с политическим положением адресата. Они должны помнить, что ещё одна такая посылка, и я могу быть арестованным и высланным. Теперь особенно опасно, так как в связи с огромным промышленным кризисом и безработицей, полиция проявляет усиленную активность и не считается ни с какими законными формальностями. Пожалуйста, Эмма, передайте всё это Александру, и пусть моё имя вычеркнут из их списка. Бюллетень я буду получать другим путём, как получал раньше. 15-20 экземпляров бюллетеня они могут высылать в чикагский отдел Индустриальных рабочих мира, 555 Вест-Лэйк Стрит. И ещё по одному адресу, который я укажу несколько позже.
Чернов здесь хлопочет об издании эсеровской газеты и готов объединиться или арендовать газету «Рассвет»[7]«Рассвет» — еженедельная газета рабочих организаций США и Канады. Издавалась с 1926 по 1939 год.. Особого успеха его лекции не имели. Я должен был иметь с ним диспут, но диспут не состоялся из-за отъезда Чернова в Нью-Йорк. Здесь они, эсеры, пытаются по примеру Праги, организовать кооперативный банк и всячески стремятся укорениться в русской колони Америки, частично это им, кажется, удастся.
Ну, а как же вы, Эмма? Как ваше здоровье и настроение? Где вы сейчас? Я посылаю по данному вами адресу, но я не имею уверенности, что оно застанет вас на этом месте.
Итак, дорогая Эмма, не обижайтесь на нас и не серчайте, не думайте о нас плохо и не считайте фальшивыми друзьями.
От себя и Оли шлю вам дружеский сердечный привет и обнимаю вас.
Сердечно с вами, Максимов.
3 августа, 1931,Чикаго
Дорогая и милая Эмма, мы были очень рады получению вашего письма, которое ожидали с нетерпением. Письмо ваше принесло нам радостную весть, касающуюся Александра. Мы оба волновались здесь за него, особенно после прочтения в «Чикано Трибюн» довольно подлой заметки о его высылке из Франции. Теперь всё это в прошлом, и Александр может свободно дышать. Мы очень-очень рады такому концу. Передайте, при случае, ему наше поздравление и наш сердечный дружеский привет. Я очень сожалею, что статья Александра не смогла попасть в мой сборник…[8]Интернациональный сборник, посвящённый десятой годовщине смерти П.А. Кропоткина (под.ред. Г.П.Максимова). … Continue reading Я писал ему, почему и как это случилось. Согласно его просьбе, я отослал его статью обратно, но ответа от него не имею и до сих пор не знаю, получил он свою статью или нет. Конечно, ему тогда было не до ответов на письма. Теперь же, когда волнения улеглись, и жизнь снова вошла в свою колею, я просил бы его подтвердить получение от меня его статьи. При случае передайте ему моё желание.
Ах, милая Эмма, вы знаете, что есть люди, подобные мелким ручейкам, и есть люди, подобные морю-океану; первые высыхают от палящих лучей солнца, а вторые становятся магически красивыми. Я не думаю, говорю это без лести, что вы принадлежите к первой категории, и потому не допускаю, что автобиография иссушила ваш внутренний мир, я отношу вас ко второй категории людей, и я уверен, что после хорошего отдыха от тяжёлой творческой работы, где нервы работали не меньше, чем ум, вы снова заискритесь, как океан над солнцем…
Нет, Эмма, вы ошиблись – Ольга не читает вашей автобиографии в «Форвертсе»[9]С 1931 по 1932 гг. в газете «The Forward» серийно публиковали автобиографию Эммы Гольдман на идиш в переводе с … Continue reading. Мы попробовали пару раз читать, опыт оказался неудачным. Прежде всего, нам кажется, что перевод сделан, не совсем удовлетворительно, затем, Ольга, хотя и читает по-еврейски, но гораздо слабее, чем по-русски, а может даже слабее, чем по-английски, я тоже не всё понимаю, когда она читает, а перевод берёт слишком много времени, и чтение теряет всякую прелесть. Мы решили, поэтому, совсем не читать вашей автобиографии по-еврейски и ждать английского оригинала[10]Goldman Emma. Living my life. New York, Alfred A Knopf Inc., 1931, 939 p., который может быть прочтён каждым из нас в отдельности. И мы с нетерпением ждём, когда вы пришлёте нам свою автобиографию. Судя по отзыву Брестона, ваша автобиография, действительно, что-то выдающееся. Ведь отзыв Брестона делает вам такую честь, которой удостаиваются лишь незначительные единицы. Ведь он ставит вас в разряд всемирно известных писателей, мемуары которых считаются классическими для этого рода литературы. Это обстоятельство ещё больше разжигает наше желание прочитать вашу биографию и обязательно в подлиннике. Во всяком случае, мы поздравляем вас с огромным успехом. Если при рождении книга имеет такие отзывы, то в успехе её после издания сомневаться не приходится. Я думаю, будет огромный моральный успех. Ещё раз сердечно поздравляем.
Что касается цены книги, то цена непомерно высока, высока вообще и очень высока в частности для современной Америки, поражённой огромной безработицей и промышленным кризисом. Такая высокая цена, несомненно, значительно сократит циркуляцию автобиографии. И было бы очень хорошо, если бы вы всё-таки добились от Кнопфа понижения продажной цены.
Косвенным образом я тоже имею взгляды и точки зрения на события в Испании. Точку зрения Рокера мне сообщила Милли[11]Милли Витткоп-Роккер (1877-1955) — феминистка и активистка анархистского движения, «гражданская жена» Рудольфа … Continue reading, Неттлау[12]Макс Неттлау (1865 – 1944) – немецкий филолог и историк анархизма, с 1938 по 1944 гг. сотрудник Института социальной … Continue reading – его статьи и Мария Исидоровна[13]Мария Исидоровна Гольдсмит (печатавшаяся также под псевдонимом «Корн») (1958 – 1933) – филолог, переводчица … Continue reading, Шапиро написал персонально, теперь вы сообщаете о взгляде Зухи[14]Августин Зухи (1892-1984) – немецкий журналист, анархист и антимилитарист. Однако из всех этих взглядов я не мог составить для себя ясного представления о ситуации в Испании и сделать соответствующий вывода на предмет дальнейшего характера развития событий в Испании. Между нами говоря, Неттлау старый идеалист и книжник. Испания дала ему бодрость и убила его скептицизм, который за последние годы рос в его душе. Он рад, что на склоне дней видел «столько анархии». Он выехал оттуда в возбуждённом, несколько опьянённом состоянии, а это, как известно, искривляет подлинную картину вещей. Рокер, наш милый романтик и поэт, совсем не по-немецки, очень склонен к идеалистическим увлечениям, его картина испанской ситуации, несомненно, подкрашена помимо его воли. Зухи, говоря между нами, не имеет широкого обобщённого ума. Он скрупулёзен в своих наблюдениях, но не может найти в них главного, на чём можно устроить широкие обобщения и, кроме того, скоро теряет реалистическую почву и ударяется или в крайний идеализм или в крайним пессимизм. Остаётся один Шапиро – самый трезвый. Но он слишком трезвый. Трезвый до сухости. До формализма и потому тоже не способен на широкие обобщения, ибо для этого нужна, кроме трезвости, некоторая доля интуиции, чутья, некоторая доля поэзии, идеализации, если хотите. Но каждый из них, несомненно, передал часть истины. Совокупность всех их наблюдений даёт вывод, приближающийся в некоторой степени к полной истине. Одно верно – мощь национальной конфедерации, её популярность и стихийный рост, другое тоже верно – рабочие массы в большинстве неграмотны. Верно и то, что Испания, в отличии от России имеет старое революционное движение, имеет большой революционный опыт, а это немаловажное отличие. Грамотность, конечно, вещь полезная и необходимая, но она далеко не всегда решает положение дел и революции. Классовые интересы сознаются не благодаря только грамотности, но в самой жизни, по опыту. И думается мне, что классовое самосознание в испанском пролетарии развито довольно сильно. А это решающий фактор в революции. Важно, чтобы там было достаточное количество передовиков, таких как Пестанья[15]Анхель Пестанья (1886 – 1937) – испанский анархо-синдикалист, участник испанской революции, член Профинтерна. В … Continue reading, Орабон[16]Валериано Орабон Фернандез (1901-1936) – испанский анархо-синдикалист, участник испанской революции, переводчик … Continue reading и т.д. Важно, чтобы они справлялись с наплывом новых членов, чтобы они были в состоянии обработать их путём устной пропаганды, важно, чтобы Конфедерация не захлестнулась наплывом свежих членов, как это случилось в России с партией социалистов-революционеров, в последнем случае конфедерация неизбежно снизится, собьётся со своих анархических позиций, и соскользнёт незаметным образом на путь реформизма. Народ, всякий народ, имеет достаточно инстинкта самосохранения, этот инстинкт толкает его на наш путь и вся задача наша, наших передовиков, дать этому инстинкту конкретное, вещественное выражение в доступной народному уму форме. Остальное всё приложится. Если наши товарищи в Испании справятся с этим, то можно будет ожидать развития ситуации в желательном для нас направлении, а это, в свою очередь, может послужить сигналом для французского пролетариата, английского и всей Европы, а там, смотришь, затрещит и огромный американский исполин. Но всё это песня будущего, всё это прогнозы, которые могут быть верным, но в такой степени они, могут быть и не верными. Сейчас лишь одно можно констатировать, что испанская революция есть не только революция против монархии, дворянства и духовенства, но и революция против централизации, я даже скажу – революция против большевизма. Эта революция расчищает путь-дорогу загнанной в закоулок большевизмом идеи свободы, идеи высокой ценности личности, самой по себе, не зависимо от её экономической ценности. Ведь в течении почти 14 лет по лицу земли плыла ужасная пропаганда освобождения путём рабства, возвышения личности через её окончательное угнетение. И эта изуверская проповедь имела успех. Теперь начинается реакция против неё, и испанскую революцию следует рассматривать под этим углом зрения.
Нельзя целиком отбрасывать веру в здравый смысл народа, но и нельзя эту веру класть в основу социалистического воззрения. В первом случае неизбежно крушение верны и, как следствие, разъедающий скептицизм, часто переходящий в социальный цинизм; во втором случае холодная трезвость рождает расчёт, на котором строятся теории мещанского благополучия или теория герое, теория сверхчеловеков.
И то, и другое, и третье, несомненно, антисоциально. Я не разочарован русской революцией, хотя и здорово пострадал и продолжаю страдать. Россия сделала всё возможное в тех исторических и экономических условиях, при которых она начала свою революцию. Она не дала того, чего мы хотим, но ведь это не её вина, не вина русского крестьянства и пролетария. Однако она дала прицел для всего текущего столетия. Больше того, она перепугала международную социал-демократию и ускорила процесс превращения её в буржуазный радикализм. Это расчистило поле для деятельности наших идей. Попытки осуществления марксистской утопии, все марксистские достижения являются ныне прекрасным отрицательным примером совершения революции и социального строительства. И страны, подобно Испании, совершая революции, обращают свои взоры на Россию и стараются избегать её плачевного опыта. Большевизм – это небывалый взлёт государственной идеи; теперь начинается падение этой идеи – яблоко не упадёт пока окончательно не созреет. Испанская революция, даже если ей не дадут развиться дальше буржуазной республики, что очень вероятно, судя по последним событиям в Севилье и в Учредилке, сделает огромное дело для успеха водворения свободы и прав личности во всём мире. Это первый признак созревания государственного яблока и, следовательно, его падения.
Вот такие мысли навеяла на меня революция в Испании. Простите, что я так долго занял ваше внимание этим предметом. Но мне хотелось поделиться своими мыслями. Здесь я всё равно, что в Сибирской ссылке – не с кем поделиться и поспорить…Так вот вы явились жертвой…
Что касается нашей борьбы за существование, то положение на этом фронте без перемен – положение развивается в том же самом направлении: от плохого к худшему, «фром бед ту ворст», как говорят здесь. Ожидаю скорого выселения с квартиры. Ольга борется за то, чтобы оставить за собою школу, но, вероятно, она потеряет её, потому что всё зависит от моего осеннего сезона, а он по всем признакам будет самым плохим в смысле заработка и нам предстоит пережить самую тяжёлую зиму. Как это мы сделаем, не знаю. Не заглядываем в будущее – оно страшно, поэтому живём настоящим.
Очень рад, что внешность сборника произвела на вас хорошее впечатление, льщу себя надеждой, что и внутренняя сторона произведёт на вас то же самое впечатление. Получил самые лестные отзывы от Милли, Мюзама[17]Эрих Мюзам (1878 – 1934) – немецкий писатель и анархист, Яновского[18]Шаул-Йозеф Яновский (1864 – 1939) – писатель и переводчик, участник еврейского анархического движения. … Continue reading, Шапиро, Марии Исидоровны Корн и от некоторых других своих сотрудников. Это бодрит и даёт уверенность, что мой труд даром не пропал и не пропадёт.
Сердечный дружеский привет от Ольги и меня. Крепко жмём ваши руки. Будьте здоровы и счастливы. Если есть возможность, пишите нам чаще, от ваших писем мы всегда получаем большое удовольствие.
Дружески Ваш, Максимов
- Оформление: работа Марии Данилкиной «Дружески ваш, Максимов»
5,768 total views, 2 views today
Примечания
↑1 | См.Письма Г.П. Максимова к Эмме Гольдман (Maximov G.P. Letter to Emma Goldman. International Institute of social history, arch00520, Emma Goldman Papers, Inv.nr.121, p.5936 |
---|---|
↑2 | В пору, когда П.Аршинов и Н.И.Махно были редакторами издания, журналу была характерна анархо-коммунистическая направленность |
↑3 | См письма Г.П. Максимова к Эмме Гольдман |
↑4 | Paperhanger(анг.) – обойщик мебели |
↑5 | Александр Моисеевич Шапиро (1883-1946) – после революции 1917 года один из влиятельных деятелей русской анархистской эмиграции |
↑6 | Рудольф Роккер (1873-1958) – немецкий политический деятель, один из основоположников теории анархо-синдикализма |
↑7 | «Рассвет» — еженедельная газета рабочих организаций США и Канады. Издавалась с 1926 по 1939 год. |
↑8 | Интернациональный сборник, посвящённый десятой годовщине смерти П.А. Кропоткина (под.ред. Г.П.Максимова). Чикаго: Федерация русских анархо-коммунистических групп США и Канады, 1931, 350 с. |
↑9 | С 1931 по 1932 гг. в газете «The Forward» серийно публиковали автобиографию Эммы Гольдман на идиш в переводе с английского оригинала |
↑10 | Goldman Emma. Living my life. New York, Alfred A Knopf Inc., 1931, 939 p. |
↑11 | Милли Витткоп-Роккер (1877-1955) — феминистка и активистка анархистского движения, «гражданская жена» Рудольфа Роккера. Эмигрировала из Российской Империи в 1894 г. |
↑12 | Макс Неттлау (1865 – 1944) – немецкий филолог и историк анархизма, с 1938 по 1944 гг. сотрудник Института социальной истории в Амстердаме |
↑13 | Мария Исидоровна Гольдсмит (печатавшаяся также под псевдонимом «Корн») (1958 – 1933) – филолог, переводчица сочинений П.А. Кропоткина, сотрудница таких анархистских изданий, как «Листки Хлеб и воля»(1906-1907) и «К оружию» (1903-1904). Эмигрировала из Российской империи в 1887 г. |
↑14 | Августин Зухи (1892-1984) – немецкий журналист, анархист и антимилитарист |
↑15 | Анхель Пестанья (1886 – 1937) – испанский анархо-синдикалист, участник испанской революции, член Профинтерна. В 1920 году выступал в Москве как делегат от Национальной конфедерации труда Испании, добивался освобождения русских анархистов из Таганской тюрьмы |
↑16 | Валериано Орабон Фернандез (1901-1936) – испанский анархо-синдикалист, участник испанской революции, переводчик и поэт, автор слов к песне «A las barricadas» |
↑17 | Эрих Мюзам (1878 – 1934) – немецкий писатель и анархист |
↑18 | Шаул-Йозеф Яновский (1864 – 1939) – писатель и переводчик, участник еврейского анархического движения. Эмигрировал из Российской империи в 1885 г. |