Тезисы анархо-географического эфира немецкого научно-популярного проекта ArteDe
Подготовила: Мария Рахманинова
Мы пользуемся картами ежедневно. Но что это такое? На первый взгляд, карты кажутся предельно нейтральными – чем-то, что показывает, каков мир «на самом деле».
Так ли это?
Современное знание всё менее склонно разделять это представление. Сегодняшний консенсус формируется вокруг тезиса о том, что карты всегда рассказывают какую-то историю. Тот, кто создаёт карты, ступает на почву практик власти – как минимум в том, чтобы решать, что будет рассказано, а что нет. В этом смысле карты (как и все другие средства сторителлинга) – это активные действующие участники социальной реальности (почти всегда поддерживающие существующие диспозиции власти).
Критика тезиса о нейтральности
1. Само притязание на «объективное» описание реальности проблематично: карт множество (в том числе политических – с различными репрезентациями «спорных территорий»), а реальность – одна.
2. Проблематичен даже сам по себе перенос «земного шара» на плоскость карты: без «издержек» это невозможно даже чисто геометрически. Пример с апельсином: при попытке распластать его кожуру по плоскости. Неизбежно остаются «дыры» и «зазоры», не способные её покрыть. Для склеивания в целую картинку элементы приходится растягивать, деформируя их пропорции. И это – лишь самое первое воздействие на рисунок, искажающее его первичным образом – по чисто геометрическим причинам. Герхард Меркатор, XVI век: первая карта земного шара – на плоскости. Чтобы решить задачу нестыковки, он впервые провёл линию экватора. Так северная Америка, Европа и Россия оказались «наверху». Затем стало возможно провести и меридианы, позволяющие решить исходную геометрическую проблему. В итоге материки и их регионы значительно изменили масштабы – прежде всего, в отношении друг друга. Африка на этих картах оказалась… в три раза меньше реальной. Напротив, регионы нынешнего «Первого мира» оказались непропорционально огромными. За это Меркатора впоследствии критиковал картограф Петерс, объясняя возникшую систему ошибок проблематикой колониального европоцентризма (приведшего к этим ошибкам, с одной стороны, и способствующего их воспроизводству – с другой). Петерс первым предпринял попытку создать демократичную карту – с отображением реальных масштабов в отношении пространств друг к другу (см. рис. 1).
Так впоследствии впервые появилось представление о том, каков реальный размер т.н. «Третьего мира». И, соотвтственно, как вообще можно помогать ему, и какие масштабы помощи реально необходимы. В своей работе Юнеско использовали именно проект Петерса.
И всё же эти карты до сих пор не распространились достаточно и не «перезагрузили» сложившийся нереалистичный канон. Одна из причин: в силу ряда обстоятельств старые карты были всё же удобнее для навигации. Однако сегодня, в свете сделанных открытий и поставленных проблем, географы удерживают в уме историю и политическую «биографию» карт, и потому используют «компромиссные» карты (нечто среднее между картами Меркатора и картами Петерса).
Итак, карты не объективны, как минимум, из-за геометрических искажений.
Объективны ли они в остальном?
Проблема полагания центра и периферии
Любая карта организована композиционно. Композицию же задаёт некая воображаемая условная рамка. Однако рамка – крайне интересный инструмент: приложить его можно любым – в том числе совершенно не каноничным – способом. Например, так, чтобы в центре оказалась не Европа, а нулевой меридиан прошёл не по Лондону (оба эти обстоятельства определили не только облик карт, но и представление целых поколений жителей т.н. Первого мира о значимости/важности целых частей света). Если приложить рамку (всегда весьма условную) иначе, в центре может оказаться, скажем, Австралия (см. рис. 2, 3).
Проблема полагания «верха» и «низа»
«Верх» и «низ» – устойчивые образы ума; они заданы конкретным опытом гравитации и существуют только в системе с определёнными гравитационными свойствами. В космическом пространстве ни верха, ни низа нет. Нет их и у земного шара как такового. Однако в пределах нашей планеты они кое-что всё же объясняют. Впрочем, и эта разметка далека от нейтральности: в ходе своего исторического пути представления о категориях «верх/низ» буквально вросли в метафизическое мышление человечества и в существенной степени переплелись с метафизикой власти. Так сформировалась традиция считать более значимым и ценным всё, что относится к «верху», и наоборот. «Возвышенный/низменный», «высокий/низкий», «горний/дольний», «небесный/земной» – эти и многие другие пары категорий веками определяли ценностную перспективу существенной части человечества (и через это – политическую судьбу всей планеты!) В секулярном мировоззрении именно они сформировали и основные научные системы координат. Не стала исключением и география: в ней представления о «верхе/низе» легли в основу консенсуса о категориях «Севера» и «Юга» (и фактически сделали возможным всё, что из этого следовало политически).
Деколониальные географы ставят «верх» и «низ» под вопрос, открывая возможность мыслить «в середине» и «наверху», скажем, Австралию.
Критика кратического консенсуса
В разные эпохи с критикой кратического консенсуса в географии (и конкретно картографии) выступали не только отдельно взятые географы (вроде упомянутого ранее Петерса). Также её артикулировали:
- индигенные общества по всему миру – особенно в странах «глобального Юга», откуда лучше всего видна «североцентричность» конвенциональных карт;
- авторы деколониальной тенденции разных поколений;
- анархисты разных эпох (всегда ставившие под вопрос политическое межевание планетарных пространств государствами и капиталом);
- художники (например, сюрреалисты с их мировой картой без США – см. рис. 4; Марк Твен с его картами Парижа – рис. 5; современный деколониальный художник Хоакин Тодес Гарсиа с перевёрнутой («денордизированной») картой Латинской Америки – рис. 6, и др.)
- женщины и мыслитель_ницы феминистской тенденции (развивающей критическую рефлексию о маскулинно организованных городских пространствах – зачастую опасных и не приспособленных для женщин).
Итак, карты отражают отношения власти.
Но что первично: карта или контроль?
В истории одинаково распространены оба сценария.
А. Сначала происходит захват новых территорий, а затем следует этап изучения и картографирования.
B. Вначале производится территориальная разметка будущего господства, и лишь затем производится захват земель (именно так предколониальная Европа делила ещё не колонизированную Африку). В этом сценарии именно карта оказывается первым и предельно циничным захватчиком. «Индигенное население потеряло больше земли из-за карт, чем из-за непосредственных физических конфликтов», – утверждают авторы деколониальной тенденции.
Таким образом, карты – один из главных инструментов политической экспансии.
И это касается не только прошлого, но и современности.
Сегодня «превентивную» картографическую аннексию чужих территорий практикует целый ряд авторитарных/тоталитарных государств. Например, в 2023-м г. в Китае были официально изданы новые карты, на которых к его территориям были присоединены некоторые регионы Индии и россии (см. рис. 7).
По причине экстремальной зависимости от Китая (в свете русско-украинской войны) кремль, вопреки обыкновению, был вынужден сдержанно проигнорировать этот прецедент (наделавший, между прочим, немало шума в мире, и попавший на первые полосы европейской прессы! См. рис. 8). Напротив, Индия заявила категорическое возмущение подобными эксцентричными жестами.
С авторитарными режимами и их политическими притязаниями всё ясно. Но как же «объективный» Google?
Никому не составит большого труда убедиться в том, что даже давно ставший обыденностью Google Maps – отнюдь не свободен от политической перспективы. Так, для своих пользователей Google по-разному отображает и размечает границами одни и те же территории – в зависимости от региона, из которого приходит поисковый запрос. Например, Кашмир – как «спорная территория» – в Индии и Пакистане отображается для пользователей в соответствии с конвенциями именно этого государства.
Таким образом, карты не только направляют наше мышление о территории, но и формируют перспективу для образования государственной идентичности.
Возможны ли вообще государства/империи без карт?
Такие прецеденты истории неизвестны. Вероятно, потому, что для власти необходимо именно визуализированное представление об областях влияния; их, в свою очередь, требуется именно «обозревать». Как тотальные абстракции, государства нуждаются в абстрактно размеченной, «метафизической» земле. Напротив, для этносов земля напрямую связана именно с живой материальностью и вдохновляемыми ею культурными палимпсестами. Вот почему государства/империи не могут существовать без карт и концепта «территории», а народы – вполне.
Власть карт: элементы
Как устроена власть карт? В чём именно она заключается, как проявляется и как срабатывает? Современный исследователи выделяют несколько компонентов/стадий этого феномена:
1) Проекции [перформативных представлений на материальные пространства].
2) Фокус внимания [что именно будет рассказано, а что – нет].
3) Разметка политических границ [которые, в действительности, всегда представляют собой лишь временные результаты произвольных политических конвенций].
4) Цветовая разметка зон [в зависимости от их значений]; одна из самых сокрушительных форм власти карт связана именно с этим пунктом, а точнее – с белым цветом: им маркировалась т.н. «terra nullius» («чистый лист», фактически провозглашавший: здесь «ничего и никого нет»; всё, что из обнаруженного здесь будет сочтено существующим, подвергнется полному переозначиванию, переименованию и встраиванию в принципиально другие системы связей и отношений. Либо уничтожено). Именно так Британия обошлась в своё время с Австралией: с её человеческими и нечеловеческими сообществами, природными зонами и ландшафтами.
Как насчёт менее «глобальных» и более «житейских» карт?
Неужели даже простая карта города не может быть нейтральной?
Каждая карта «решает», что будет она показывать, а что нет: какие объекты и символы будут на ней преобладать, что будет упомянуто, а что нет, как будут представлены элементы различных порядков.
Так, в Западном мире весьма распространены карты города с заметным преобладанием христианских храмов – но, при этом, с полным отсутствием указателей детских площадок или мест для кормления грудных младенцев. Критическая рефлексия этой тенденции привела к появлению термина «картографическое молчание», обозначающего умолчание о якобы «неважном». В этом смысле все известные нам городские карты исходят из чьих-то представлений о «значимости» одних объектов и «незначительности» других.
Чьи же представления они отражают? Главным образом, тех, кто имеет политический или экономический интерес в разметке и символизации пространства. К примеру, государственная идеология заинтересована в преобладании на картах объектов, служащих её поддержанию; капитал заинтересован в повышении собственной видимости в городском пространстве, и так далее.
Итак, «рассказ» карты (а через него и весь облик города) определяется интересом тех, кто обладает политической властью и финансовыми ресурсами. Именно поэтому в них преобладают, с одной стороны, места, связанные с потреблением, с другой, объекты идеологической версии истории. Напротив, пространства, никак не служащие капиталу и политической символизации, – попадают в слепое пятно картографического молчания. Характерно, что эта логика репрезентации искажает не только сам внешний образ городского пространства – интерпретируя его через крайне специфические фильтры. Также она настраивает и наши представления о мире в целом: о том, что в нём считать значимым и «реальным», а что нет. Действительно, по старой школьной инерции не отмеченное на карте кажется нам существующим как бы не вполне, «понарошку». Напротив, «MсDonalds» и «Zara», обретают незаслуженную плотность «реальных объектов» нашего опыта – наряду с парками, проспектами и поликлиниками, а потребление начинает казаться единственной возможной формой обживания реальности (о множестве других карты красноречиво молчат).
Итак, карты отражают отношения власти, поскольку показывают мир глазами тех, кто господствует над ним. В свою очередь, эта репрезентация настраивает «ментальные карты» всех пользователей этих карт: с помощью них они начинают мыслить не только пространство вокруг, но и возможные способы присутствия в нём, а также то, что в нём значимо, а что нет; что станет частью их собственной психической и экзистенциальной реальности, А что можно пренебрежительно проигнорировать.
Существуют ли альтернативы кратическому картографированию?
Для того, чтобы создавать карты, нам необходимо располагать определёнными ресурсами: деньгами, хорошими знакомствами и эффективными алгоритмами продвижения. В противном случае наши карты никак не повлияют на мир и его образ в глазах окружающих (а ведь именно это, как мы установили, – главная задача всех карт).
На сегодняшний день, достаточными ресурсами для изменения образа мира располагают лишь монополисты, а также те, кто вступает с ними в коллаборации (лучший пример здесь – Google). Именно так всё наше восприятие пространства оказалось ценностно заряжено потреблением/капиталом (а уже не только интересами национального государства, как это было раньше). Кроме того, подсматривая и подслушивая, Google научился настраивать свою интерпелляцию персонализированно – «подсказывая» нам наши дальнейшие действия и выборы.
И всё же современные исследователь_ницы дают определённо утвердительный ответ на вопрос о возможности альтернативного картографирования обитаемых нами пространств. Об этом свидетельствует положительный опыт множества сообществ по всему миру.
Например, так были созданы [языковые] карты содружеств народов Латинской Америки (полностью игнорирующие конвенциональные политические границы); так возникла картографическая инициатива Openstreetmap, в рамках которой жителями Гаити были созданы карты взаимопомощи после разрушительного урагана (когда власти, как обычно, бросили население на произвол судьбы); так появились «низовые» карты кенийского горда Кибера (который, несмотря на своё многотысячное население, до самого последнего времени вообще отсутствовал на картах «Первого мира», поскольку не отвечал никаким его интересам), и многие другие инициативы.
Итак, альтернативные карты – это карты, которые люди/сообщества создают самостоятельно – исходя из собственных представлений о значимом и актуальном (а также исходя из собственных «инсайдерских» данных о пространстве). Главное условие действенности таких карт – возможность влиять на репрезентацию пространств и пронизывающих их отношений элементов. На данный момент мобильные приложения (и в целом Интернет-технологии) в сочетании с живыми и солидарными средами – зарекомендовали себя как достаточный ресурс для того, чтобы подобная альтернативная картография (пусть и пока не на равных), могла составить конкуренцию конвенциональным картам, заряженным господствующими системами власти.
Вместо заключения
Итак, карты представляют собой отражение многочисленных перспектив миропонимания. Поэтому никакая «единая», «объективная» и «нейтральная» карта ещё не была (да и не могла быть) создана.
Всё это подводит нас к важной задаче: поскольку единый и нейтральный взгляд невозможен, а «заинтересованность» и ангажированность перспективой неизбежна, доступ к картографированию общих пространств должно иметь максимальное количество групп и сообществ – с самыми разными опытами, свойствами и особенностями, с множеством различных историй обитания и взаимодействия. Такое удержание перед внутренним взором многообразия эмпирических перспектив может послужить действенным средством против эпистемологических ошибок, социальной бесчувственности и прежних инерций кратического мышления о пространстве. Таково важнейшее условие возможного баланса соприсутствия в нём населяющих его жителей и сообществ, а также активной и творческой сопричастности их ему и друг другу.
Оригинал: Wie mächtig sind Landkarten? | 42 — Die Antwort auf fast alles | ARTE.
87 total views, 2 views today