Уходит 2023-й год — год, в котором нашему журналу исполнилось 5 лет. Провожая его, наша редколлегия выражает глубокую признательность всем, кто поддерживал нас в эти годы (и на разных этапах их маршрута) — мыслью, действием и солидарностью; всем, для кого были значимы темы, которые мы поднимали. Оглядываясь на наше первое пятилетие и надеясь на следующие, мы делимся с вами некоторым предварительным очерком о том, чем оно было, для чего и как вообще этот путь стал для нас возможен. Мы желаем всем сил, свободы и скорейшей победы сил свободы!

I. Сквозь камень войны: маршруты на ощупь 

Война – не место для торжеств и подвижных символов бытия: историческое время цепенеет всеми своими пространствами, сгущается в камень, и тогда вся его материя вдруг приходит в парадоксальное состояние шторма. Всё, кроме него, утрачивает и значение, и в целом материальную плотность. Так в отдельно взятом теле всю его способность ощущать сосредоточивает в себе воспалённая рана: мир за её пределами – теряется и угасает.

С другой стороны, война и сама притязает быть торжеством – славой хаосу небытия, затопляющего мир. И в этом смысле её онтологическим антагонистом, казалось бы, как раз должно быть торжество бытия.

Но как разрешить этот парадокс?

Ответ на поверхности: с помощью опосредования бытия – структурами знания, особенно – знания о небытии. Действительно, бытие, не знающее о небытии – тем более среди времени войны, – не только неуместно легкомысленно: оно как бы «недовоплощается», как бы не в полной мере здесь, не в полной мере сейчас; не различая их архитектоники, оно не в силах соотноситься с их искажённостью, с аберрациями их чувствительностей катастрофической данностью войны. А значит, бытие, нормализующее войну, невозмутимо длящее себя поверх неё, – уже как бы соскальзывает в её навязанный хаос, в Ничто, и, даже торжествуя – незаметно для себя, делает это уже на её стороне.

В этом смысле верно, что подлинное бытие – принципиально зряче, решительно в своей чувствительности к пульсирующей материи мира, к его аутопоэзису, к его трагедии. И его главное условие – хорошо настроенная система чутких соотнесений с континуумом войны; система её видения и понимания, система схватывания её прошлого, настоящего и будущего.

И в той мере, в какой основу любой войны составляет многомерная логика власти, наилучшей оптикой для знания о ней с незапамятных времён власти служит оптика анархизма – с его пристальной сосредоточенностью именно на машинерии власти, и с предельной чувствительностью ко всему, что она питает, длит и мертворождает.

Как узел для проращивания таких анархистских рефлексий об инфраструктурах власти и родился однажды журнал Akrateia – через четыре года после первого этапа русской войны в Украине и за четыре – до второго. Действительно, 2018-й год в некотором смысле казался (и оказался) пограничным – точкой, в которой ещё сохранялись основания для надежды на поворот в любую другую из возможных сторон (иногда и диктатуры не брезгуют подобными альтернативами).

И хотя даже самое экстренное умножение рефлексий о власти уже едва ли могло на что-то всерьёз повлиять, оно, по крайней мере, обещало способствовать подлинности присутствия именно в бытии – со всей необходимой для этого экзистенциальной чувствительностью. Если не победить и не превозмочь, то, по крайней мере, встретить финал где-то на стороне бытия – так мы думали тогда. Исследовать и понимать власть, работать над локальной рецепцией планетарной мысли о власти – насколько это нам доступно, осмыслять советскую и постсоветскую механику власти, соотноситься с ними, определять, что из них ещё предстоит вносить «в карантин» на уровне общего, что – на уровне особенного; понимать своеобразие зреющей беды, предвосхищать предстоящее – таков был предварительный план.

А дальше – как всегда: в нашем распоряжении было несколько опытных активистов, несколько людей с опытом академического письма, сколько-то досягаемых авторов, пишущих интересно и о разном, 6 языков на всю редколлегию, и исключительная непримиримость с общим ходом вещей. А также досада и раздражение от полной незримости акратической мысли Второго мира и для себя самого, и за его пределами (чем именно была чревата эта незримость – сегодня говорить излишне). Не то чтобы это был классический или даже просто подходящий арсенал для создания журнала, но, если конфигурация складывается хотя бы так, становится трудно остановиться. Единственное, что вызывало у нас опасение, это опыт существования без какой-либо институациональной и материальной поддержки – в случае нехватки переводчиков или намерения выпустить бумажную версию журнала это могло оказаться проблемой: сложно переводить академические лонгриды усилиями нескольких энтузиастов, и странно журналу никогда не иметь материального тела. Но мы понимали, что в любом случае решимся и на эту сомнительную онтологию.

И мы решились.

А потом эта потайная тропа стала по-настоящему целебной для многих из нас, и оставалась такой все пять лет. За эти пять лет нашего странного автономного, незащищённого, безнадёжного, но страстного дрейфа среди свирепого геополитического шторма мы – как умели – удерживали внимание мысли ко всем доступным ей регистрам власти (в том числе, лежащим в основе текущей войны); мы оснащали её различными ретроспективами и перспективами смежных рефлексий, дополняли её сами и содействовали зримости чужих ценных дополнений, которые нам удавалось находить то здесь, то там. Но самое главное – мы старались сохранять живыми те невероятные переплетения, которые успели создать до полномасштабного вторжения [именно с ними связана тщательно сберегаемая нами украинско-русская двуязычность журнала, но о ней – когда-нибудь в другой раз]. И в этом смысле – несмотря на беспрецедентную турбулентность – кажется, нам всё же отчасти удаётся сберегать свой способ держаться стороны бытия. Похоже, это и есть тот единственный тип торжества, который сохраняет уместность даже среди войны: как её непримиримый антагонист, как точка сопротивления ей, как готовность сомкнутых губ во что бы то ни стало хранить свою вольную речь. Здесь-то мы и располагаем сегодня нашу символическую фигуру значимого – вокруг непримиримости свободы – перед хаосом небытия, власти и войны. Будем надеяться, что рано или поздно этот путь выведет нас за пределы камня и продолжится среди других ландшафтов. А до тех пор – будем продолжать идти по приборам, работать над прежним и надеяться на лучшее.

Спасибо всем, кто был с нами – делом, сердцем и мыслью: едва ли у нас осталось что-то, кроме этих солидарностей.

II. Голоса Akrateia

Голос I

Сегодня у очень многих блоков знаний есть свои школы, свои мыслители, свои интеллектуалы, которые могут передавать эти блоки знания из поколения в поколение. У анархизма не оказалось такой привилегии, и систематизированно его корпус знаний часто не передаётся. Как мы видим, знание можно стереть из памяти человечества – когда исчезают его носители – в том числе, «низовые носители» – то есть что-то не записывается, что-то не передаётся дальше, что-то может исчезнуть, что-то может быть упущено. Это было бы очень печально в преддверии страшного серого времени, которое наступает: времени больших войн, катаклизмов и потрясений.

Хотелось бы, чтобы в будущем, когда человечество пройдёт через всё это, среди всего того пласта знаний, который оно пронесёт с собой сквозь время и пространство, – пронесена была и эта крупица. Не столько ради того, чтобы было построено анархистское общество – оно, наверно, не будет построено – сколько для того, чтобы просто помнить, в том числе тех людей, которые сражались за свободу и погибли: в разных странах, в разное время, сотню лет назад и так далее. В контексте истории это, конечно, может казаться крупицей, но сейчас такое ощущение одиночества и осиротения, что если этих немногих людей, которые сыграли очень важную, где-то ключевую роль в становлении человечества, – если их никто не будет помнить и знать, они просто будут забыты и стёрты из памяти. Очень не хотелось бы, чтобы это было так.

Именно поэтому очень важно, чтобы журнал был и собирал вместе эти крупицы знания и нёс их дальше, передавал их будущему – хотя бы просто как человеческую память, даже не как руководство к действию. Мне кажется, это важно.

Голос II

Сколько я себя помню, мне хотелось жить свободно. Что бы я ни делал – власть была всюду. Всякий раз, когда мне предоставлялась возможность встать у руля власти (в школе или институте) – я всё равно чувствовал себя несвободным. Мир предлагал компромиссы. Я на них соглашался, но легче мне от этого не становилось. Славная мысль пришла мне в голову – надо понять, как власть устроена. Хотя бы на шаг приблизиться к разгадке – это уже победа. Сколько на это уйдет времени? Одному не справиться. Мне хотелось, чтобы анархистская мысль была слышна. Я хотел, чтобы люди, которые думают и чувствуют, как я – чтобы они тоже были слышны. Не так меня волновали социальные протесты и мечты о революции, как идея соединить разные голоса в музыку диалога. Анархистская мысль шире, чем просто политическая теория освобождения. Речь ведь не о том, как победить государство. Всё куда сложнее (и хуже, и труднее). Как сделать так, чтобы все властные механизмы перестали казаться рациональными и необходимыми? Что ещё важнее – как может быть устроена жизнь, чтобы мы в этих механизмах не нуждались? Новости сопротивления, новости репрессий – всё это важно. Ни один из существовавших порталов меня не устраивал. Как будто всегда чего-то не хватало. Когда я стал частью «Акратеи» – многое встало на свои места.

Я вижу, что мы можем делать ту самую музыку диалога. Я знаю, что всё сделанное нами, кажется огромным преступлением – поэтому мы вынуждены не говорить о себе. Я уверен, что все публикации по анархизму – топливо в котле общей исследовательской работы. Философы, историки, переводчики, публицисты – они должны быть услышаны. В сущности мы просто пытаемся объединить и сделать публично доступной мысли многих-многих людей. Особенно в это страшное время. Война будет никому не нужна, если мы когда-нибудь разгадаем, почему на протяжении многих столетий власть прорастает в нас и заставляет говорить на языке угнетения – just think about it.

Голос III

В журнале я 2,5 года: когда-то я активно читал журнал — и встроился в редколлегию как корректор. Со временем я стал участвовать в публикации текстов на сайте. Сейчас я все так же берусь за корректуру, а также за оформление и другие задачи.

За эти несколько лет журнал дал мне уникальный опыт работы, которого раньше у меня совсем не было, а также возможность поучаствовать в нескольких переводах. Ни будь я в команде журнала все это время, повседневность могла бы уже давно проглотить меня.

Голос IV

По моим впечатлениям, наш журнал делает невероятные вещи. В некотором смысле он как бы находит в себе силы писать поверх исторической правды: анархизм руинирован, старый мир – руинирован, в некогда едином пространстве Второго мира – фатальный раскол; а журнал – призрачно, но всё же стоит там, где, казалось бы, уже невозможно даже лежать – под натиском исторического урагана. Когда-нибудь этот способ говорить об истории, и само это парадоксальное место в её разломах – тоже станет её частью. Лично мне это помогает охватывать внутренним взглядом сопричастность к ней и внутренне собираться. Мы не знаем, куда нас тащит этот поток, но важно, что разговор – упрямо продолжается. И продолжается с – казалось бы, невозможной сегодня – позиции ангажированности, без попыток спрятаться за мнимые метапозиции, якобы возвысившись над суетой бренного мира. В нашем журнале лично мне это особенно дорого: поддерживать этот голос, голос анархистской традиции, не уклоняясь от необходимости делать этический выбор.

Я бы назвал это работой тлеющего уголька. И я всё ещё надеюсь, что она развернётся на самый продуктивный из заложенных в неё возможных путей.

Голос V

Взламывать властническую мифологию – вот так кратко, пусть и немного вычурно, я бы определил наш коллективный маршрут к очень и очень далёкой цели, которая в нынешних условиях, кажется, вообще теряет свои очертания. И всё же именно этот маршрут и этот императив дают возможность хоть как-то, хоть совсем немного блокировать тот некроз, который сегодня стремительно расползается по умам и сердцам людей во имя всевозможных иерархий. В этом, на мой взгляд, и заключается ценность проектов, подобных нашему, и необходимость как можно более долгого их присутствия в темнеющем мире.

Голос VI

З самого дитинства я гостро реагую на
прояви несправедливості та утиски свободи.
Я зустрічав це між однолітками на вулиці та в школі,
з боку старших до молодших,
з боку чоловіків до жінок,
з боку організованих хуліганів
до «нетаких» одиночок чи груп,
зручних для травлі за інакшість,
та до тих, хто мали сміливість своєрідної думки, стилю, способу життя чи поглядів.
Із дорослішанням я все частіше помічав,
як подібні явища пов’язані
із системною нерівністю,
з розподілом влади
та з володінням ресурсами.
На хвилях народної революції Майдану
в 2013му
і зокрема з почином відкритої фази
силового протистояння,
через брутальність поліцейських підрозділів,
що обслуговували інтереси влади,
я цілком природно приєднався до анархістів,
і усвідомив себе самого і свої життєві принципи в антиавторитарній політичній традиції та практиках.
Майдан переміг лише частково,
адже революція була згорнута
військовою інтервенцією хижого режиму,
який тримається на хтонічному насильстві
й підпорядковує собі усе і усіх навколо
цілими століттями,
змінюючи імена правителів,
та не змінюючи своєї суті.
Із часом з інтуїтивного внутрішнього потягу
до визвольних практик анархії виросло
бажання усвідомити це ґрунтовною теорією, сформулювати раціональне пояснення,
чому світ влаштований саме так,
і як уможливити Інший.
Тому мій прихід в редколегію Акратеї
став жаданим подихом вільного вітру, послідовною історією крізь все життя

Голос VII

Наш журнал возник в период новой волны русских репрессий – на фоне обоснованно растущего пессимизма и окончательного разочарования в сопротивлении: мы терпели поражение, и самое время было это признать. В те годы казалось: что ж, кажется, всё летит в пропасть, но что можно противопоставить этому падению? Разве что сколько-нибудь заметные отпечатки осмысленного, мыслящего присутствия в мире – достойного и свободного. Если в чём-то и оставался смысл, то лишь в этом противополагании человеческой воли и сознания – абсурду и тотальному хаосу власти и повсеместного разрушения. Иными словами, в предвоенные годы журнал стал для многих из нас островом человеческого сопротивления бесчеловечности системы, местом работы со смыслами среди тотального уничтожения всего осмысленного, мыслящего и свободного. 

С началом полномасштабного вторжения журнал оказался последним местом упорядоченности – подобно библиотеке тонущего корабля; переводы текстов из далёких веков лично для меня часто оставались последним способом забыться среди кошмарных сводок с фронтов, и одновременно – последней формой высказывания, на которую оставался способным ум, утративший среди катастрофы собственные творческие и созерцательные возможности.

Сегодня наш журнал похож на тихую башню, затерянную где-то на отшибе, где-то в шве между империями; в ней множество старинных книг, с которыми хочется говорить, с которыми мы учимся говорить и помогаем встречаться другим; в ней звучат голоса и из нашего времени, и мы помогаем им переплетаться; но – главное – в ней всегда накрыт стол: для всех, кто пожелает прийти и разделить с нами трагичную общность исторического времени и живого, мыслящего присутствия в нём.

 594 total views,  4 views today