Рабочий активист Пётр Петрович Сиуда: жизнь и судьба

Рабочий активист Пётр Петрович Сиуда: жизнь и судьба

Автор:

Рабочий активист Пётр Петрович Сиуда: жизнь и судьба

Share/репост

В годовщину Новочеркасского расстрела публикуем ценный текст-свидетельство Петра Рябова — об опыте личного знакомства с участником событий 1962 г. Статья рассказывает о трагичной судьбе Петра Сиуды, его жизни после освобождения из лагеря, его борьбе, политических взглядах, и о том, что же на самом деле произошло в Новочеркасске в те страшные дни.

На этой конференции, посвящённой судьбе рабочего и революционного движения России в ХХ веке, разговор будет не полон, если мы не будем касаться персонального аспекта темы: не будем говорить о тех людях, которые участвовали в этом движении. И в год пятидесятилетия Новочеркасского восстания я хочу рассказать о рабочем активисте, революционере, одном из героев этого восстания Петре Петровиче Сиуде. О человеке, с которым я недолго — всего два-три года имел честь быть знакомым (в данном случае выражение «имел честь» — не просто фигура речи). И эти отрывочные личные воспоминания и материалы дополнят другие источники — письменного характера.

Впервые я увидел его на одном из собраний неформалов в начале 1988 года. Он выделялся своим видом и возрастом на фоне окружающих (мало кому из нас было за двадцать). А тут — взрослый, серьёзный, почти пожилой дядечка. Сначала он долго сидел, слушал, а потом взял слово. Не помню точно, что он говорил тогда — кажется, о необходимости всем объединиться для борьбы против партократии. Запомнилась выстраданность, надрывность, убеждённость и резкость его тона (при отсутствии фразёрства и позы) — без оглядки на тогдашнюю «политкорректность» и рамки дозволенной свыше «гласности». В те же дни я впервые услышал от него про Новочеркасские события лета 1962 года. События, бульдозером переехавшие и поломавшие его жизнь, определившие его высокую и горькую судьбу — судьбу рабочего парня, которому было тогда не намного больше, чем мне в 1988 году.

Пётр Петрович Сиуда (1937—1990)

Пётр Петрович Сиуда родился 13 декабря 1937 года в семье старого революционера — большевика с 1903 года Петра Ильича Сиуды (1877-1938). В том же году его отец был арестован и вскоре убит в застенках ростовского НКВД. Мать — Марфа Сиуда — надолго оказалась в сталинских концлагерях, а маленький Петя с братьями скитался по детдомам. По-видимому, тогда и сформировались такие черты его личности, как смелость, стойкость, порядочность и чувство собственного достоинства. Когда Петра Петровича забрали в армию, «наверху» как раз громили и осуждали «антипартийную группу Маленкова, Кагановича и Молотова». Пётр на собрании возмущённо заявил, что людей нельзя судить заочно, не зная их позиций и аргументов, — и был отправлен из войск связи в стройбат. Однако, подобные удары не сломили, а закалили его характер.

1 июня 1962 года в Новочеркасске вспыхнуло рабочее восстание против большевистского режима. Оно было вызвано как повышением цен на продукты питания, так и барским, унизительным отношением «советских» чиновников к трудящимся. Рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗа), на котором двадцатичетырёхлетний Пётр Сиуда работал слесарем-сборщиком, остановили работу, прогнали с предприятия начальство и милицию, заблокировали  проходящую рядом с заводом железную дорогу, изготовили плакаты, требующие социальной справедливости, и начали митинг. Подобные волнения происходили в те дни во многих городах СССР — в Муроме, Александрове, Днепродзержинске и других — но о них, конечно, не было ничего известно восставшим в Новочеркасске. На митинге раздались призывы к насильственным действиям. Юный Пётр Сиуда  выступил перед рабочими с козырька тоннеля, призывая продолжать забастовку, сохранять выдержку, организованность, послать делегатов на другие заводы, а на следующий день всем идти в город демонстрацией, выработав и предъявив власти общие требования рабочих (и среди них — требование освободить арестованных). Однако принять участие в последующих событиях новочеркасской трагедии (второго июня демонстрация, прорвавшаяся через милицию и танки в центр города, завершилась чудовищным расстрелом и гибелью десятков людей) юному революционеру не было суждено: на рассвете он, как активист рабочих выступлений, был арестован.

Расстрелянные рабочие

Потянулись долгие месяцы заключения. Началась умелая «обработка» и шантаж со стороны палачей большевистского режима. Однажды на допросе в Ростове следователь показал ему следственное дело его отца. Впоследствии Пётр Петрович с горькой иронией писал:

«Получается, именно застенки Ростовского КГБ против нашей воли были превращены для отца, матери и меня в «дом родной». Проклятье устроителям этого дома!»

Сначала Петру грозил  расстрел (ведь семь человек, признанных наиболее активными «подстрекателями», были расстреляны по приговору суда). Но тут помогла его мать. Она написала письмо партийному боссу-долгожителю Анастасу Микояну, некогда хорошо знавшему отца Петра Петровича — и тот вмешался. Отношение следователей к Сиуде изменилось: от него требовали теперь «всего лишь» покаяться, признать новочеркасское восстание преступлением, а своё участие в нём — ошибкой. Казалось бы, — чего проще! За такое признание ему обещали лёгкое наказание и, возможно, даже сдержали бы это обещание. Однако, писал позднее Сиуда:

«К этому времени я узнал уже о страшной трагедии в Новочеркасске. Отступничество было бы мерзейшим предательством. Я отказался от получения воли такой ценой».

Но вынести одиночку и нравственные страдания молодому парню было почти невыносимо — он предпринял попытку самоубийства. Надзиратели помешали ему, и Сиуду поместили с другими товарищами, арестованными по новочеркасскому делу. Суд дал неуступчивому рабочему двенадцать лет лишения свободы.

На зоне в полной мере проявились такие замечательные качества Петра, как  исключительное чувство собственного достоинства, солидарность с товарищами, осознание им необходимости (во имя павших и живущих) сохранить и передать память о новочеркасском восстании — смертельный упрёк правящей системе, вдохновляющий пример для борцов за свободу. Он писал:

«Я долгие месяцы и годы провёл в камерах следственного изолятора КГБ, Новочеркасской тюрьмы, в концлагере с активными участниками последующих (после его ареста — П.Р.) событий новочеркасской трагедии. Я непременно стремился восстановить по крупицам ход событий. Проверял и перепроверял, сопоставлял каждый факт, мельчайшие подробности. Поэтому могу ручаться за точность изложения».

Так из множества бесед, разговоров, расспросов, изучения немногих доступных документов рождалась героическая и страшная картина событий 1-2 июня 1962 года. Два дня свободы, два дня отчаянного восстания, рабочие, поднявшиеся с колен, пьянящий воздух освобождения и — чудовищная  жестокость власти, множество погибших, многие десятки раненых и посаженных — вот плата за мятеж. Этот режим, как и все деспотические государственные режимы, опирался на страх, насилие  и беспамятство. Несогласных — уничтожить, думающих — заставить перестать думать, помнящих — принудить забыть, молчать и бояться! Но Сиуда не желал ни бояться, ни молчать, ни бездействовать. Жертва и сын жертв коммунистического режима, потомственный революционер, он был по природе борцом, хранителем исторической памяти, свидетелем и обвинителем на процессе истории. Находясь в лагере, он вместе со своими товарищами вёл каждодневную борьбу за человеческое достоинство:

«Мы сумели добиться увольнения из органов МВД зверствовавшего опера из концлагерной спецчасти, добиться открытия вечерней школы с преподавателем из заключённых. В то же время мы не были покорно внемлющими на оболванивающих политзанятиях. Однажды замполит майор не выдержал и, вызвав меня в кабинет, запретил впредь присутствовать на них».

В 1966 году, после падения Хрущёва, посаженных новочеркассцев постепенно досрочно освободили. Сиуду, как наиболее непреклонного, — выпустили одним из последних. Всю жизнь рядом с Петром Петровичем, поддерживая его всеми силами, были две поистине героические женщины: мать Марфа (отчества её, увы, не знаю) и жена Эмма Ивановна. Верные друзья, помощницы, соратницы, отважные и самоотверженные. Они помогали ему не пасть духом в самых чудовищных ситуациях.

Всю свою последующую жизнь Пётр Сиуда посвятил сохранению и распространению памяти о новочеркасских событиях 1962 года, которая, как он справедливо полагал, является не просто долгом перед павшими и делом совести выживших, но и орудием в борьбе за рабочую социальную революцию. В отличие от многих жертв ленинско-сталинско-хрущёвско-брежневского режима, униженно просящих у наследников этого режима о прощении, реабилитации и материальных благах лично и только для себя, Сиуда выступал не за себя, а за всех живых и мёртвых, не только за восстановление правды  о прошлом, но за изменение настоящего и обретение будущего, не за «шкурные интересы», а за принцип. И, как всегда, не щадил себя и не оглядывался на то, что дозволено начальством. В одном из обращений Пётр Петрович писал:

«Если не будут реабилитированы жертвы Новочеркасской трагедии и участники выступлений трудящихся, то власть имущие чиновники оставят за собой право вновь и вновь против трудящихся, групп общества, при их выступлениях в защиту своих прав и свобод, бросать войска, органы насилия, право подавлять их танками, огнестрельным оружием».

Сиуда выступал за полную открытость в этом вопросе, за осуждение (хотя бы моральное) преступников-палачей и восстановление памяти о героях и жертвах восстания. Отчётливо и глубоко запали ему в душу откровенные, циничные слова, сказанные ему однажды в лагере неким чекистом: «КГБ — это не родная матушка, а вооружённый отряд партии!» Он не раз повторял письменно и устно в общении с нами эти зловещие слова.

В 1979 году, когда советские войска вторглись в Афганистан, Сиуда не стал молчать. Он написал письма с протестом в Верховный Совет СССР и в ЦК КПСС. Поразительно, но в рабской и молчащей стране он вёл себя как свободный человек — ибо был им. Власти были в недоумении — что делать? Скажем, как все знают, протестовавшего против советской интервенции академика Сахарова пришлось сослать в Горький — но то был известный всему миру академик и диссидент. С Сиудой обошлись проще: подкараулили ночью на улице и долго били ногами по голове, устроив тяжёлое сотрясение мозга. Жена, притащив его на себе домой, еле выходила.

Но вот наступили перестроечные времена — и правда о Новочеркасске 1962 года оказалась востребованной. Пятидесятилетний, больной человек — Пётр Петрович — точно юноша, развил огромную активность. Его жизненный опыт, знания, серьёзность, несгибаемость, самоотверженность, воинствующий идеализм, колоритный и безыскусный «народный» язык, искренность, своеобразная ирония, честность и принципиальность производили сильное впечатление на нас — юных участников формирующегося анархического движения. Казалось, что этот хрупкий, пожилой человек, закалённый, но не сломленный жизнью, не знает ни возраста, ни страха, ни усталости. Он один заменял в общественном движении целую маленькую армию. Помню, как он поразил меня при первом знакомстве. А Александр Шубин, один из основателей возрождающегося анархического движения в СССР конца 1980-ых годов, вспоминал о Сиуде: «Нас вдохновляла эта работоспособность и самоотверженность, доходящая до аскетизма». И в самом деле, о себе он не думал, за себя не боялся. На что и как он жил? Трудно сказать. Быт его был вполне спартанским. И при всём том фанатиком он не был, сохраняя трогательную человечность, уважение и внимание к живым людям. Меня, например, он ласково и иронично всегда называл «тёзка». Все силы он отдавал борьбе за правду, за социальную революцию. Почти всю свою жизнь Пётр Петрович называл и считал себя истинным, беспартийным большевиком (в память об отце?) и боролся против КПСС и партократического государства. Лишь в самом конце своей жизни — в 1989-1990 годах, отчасти под влиянием общения с нами — анархистами из клуба «Община», а потом и Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС),   и, может быть, под влиянием происходящего в стране, он осознал себя анархо-синдикалистом, вступил в КАС. Предельно определённые, революционные взгляды и героическая решимость сочетались у Сиуды с широтой кругозора и способностью вступать в диалог с довольно разными людьми и группами. Синдрома «сектанта-подпольщика» у него почти не было. 

Будучи вдвое-втрое старше нас, юных анархистов, и являясь в наших глазах живой легендой революционного рабочего движения, Пётр Петрович никогда не вставал в менторскую позу «учителя жизни»: он признавал лишь абсолютно равноправные дружеские отношения. Он учил ненавязчиво, и сам учился, как юноша, вбирая разнообразные идеи. Его авторитет был чрезвычайно высок, но сам он никогда не пользовался этим. Всякое «фюрерство» или позёрство было чуждо ему — подкупавшему окружающих благородством, простотой и задушевностью. Сиуда не отделял борьбы от жизни. Он прощал человеческие слабости и идейные несогласия, не прощая только трусости и двуличия.

Помню, он приехал в Москву в начале мая 1989 года, когда происходил первый, съезд КАС, но на съезд не попал. Накануне на Арбате открылся «Фестиваль независимой печати» (он проходил в форме несанкционированной раздачи и продажи самиздата), и милицией были схвачены и арестованы несколько человек — среди них и Сиуда. Так, наш первый,  полуподпольный, съезд он встретил в милицейском участке.

Многочисленные письма, поездки, обращения, выступления на митингах и собраниях, сбор и распространение исторических свидетельств, изготовление (на машинке) и распространение множества листовок — такой была непредставимо и невероятно кипучая жизнь Сиуды в 1988 — начале 1990 года. Исторический свидетель, оратор, неутомимый организатор рабочего синдикалистского движения на юге страны, непреклонный обличитель режима, критик КПСС, либеральных сил («Демократического Союза»), националистов («Памяти»), неосталинистов — во всех этих амплуа выступал Пётр Петрович. Его голос был хорошо слышан в сумятице общественной борьбы. За считанные месяцы, по собственному признанию, Сиуда изготовил на машинке и распространил четыре тысячи листовок тридцати наименований, разослал сотни писем различным людям и организациям, способствовал созданию многих общественных и рабочих инициатив. Он появлялся то в Москве, то в Волгодонске, то в Краснодаре, то в Ростове-на-Дону. В КАС привели его неприятие как диктатуры КПСС, так и рыночных реформ. Отрицание как государственного чиновничества, репрессивной машины полицейского государства, так и надвигающегося капитализма, борьба за освобождение рабочих из-под ига всякого господства, привели Сиуду в ряды анархо-синдикалистов — движения, борющегося за свободу, самоуправление, безвластие и социальную справедливость. В феврале 1989 года Сиуда писал в одном из своих писем, копию которого он выслал мне:

«Я предельно отрицательно отношусь к КПСС, утверждаю, что она не только ничего общего не имеет с Октябрём, большевизмом-ленинизмом, но и преступна в отношении них».

Для того времени эта позиция была весьма радикальной и выстраданной, но позднее она корректировалась Сиудой в сторону более критического отношения к большевизму.

Правда о новочеркасских событиях 1962 года, привнесённая Сиудой в накалённую, смутную, как бульон, и неопределённую идейную атмосферу 1988 года, произвела эффект разорвавшейся бомбы, разом поставив большевистский «пролетарский» режим в один ряд с палачом рабочих Николаем Вторым Кровавым. Спецвыпуск нашей «Общины» — ведущего анархического журнала перестройки — целиком посвящённый этим событиям и составленный по материалам Сиуды, вышел (на машинках — в виде пачек папиросной бумаги) фантастическим для самиздата тиражом в двести экземпляров и мгновенно разошёлся по неформальным группам столиц и провинции. Информация скоро проникла и в «большую» печать. Стали появляться статьи, позднее — сниматься фильмы. Героическая и кровавая драма 1962 года стала, главным образом, благодаря подвижничеству Петра Петровича Сиуды, фактом общественного сознания, одним из важных аргументов в общественных дискуссиях. Распространяя информацию о восстании 1962 года, направляя «наверх» обращения с требованием реабилитации его жертв, Сиуда продолжал своё расследование. В самом конце жизни он пытался ответить на один из наиболее жутких вопросов: куда делись десятки раненых людей, которые, вскоре после расстрела второго июня, вдруг все разом исчезли из больниц и госпиталей города? Вероятно, именно приближение к ответу на этот вопрос стоило Петру Петровичу жизни. Накануне гибели он говорил, что нашёл следы захоронений этих людей (уничтоженных поголовно, как свидетели и участники того, о чём следовало забыть навеки) и даже общался с бульдозеристом, заживо закапывавшим их в землю.

Другой — и тоже смертельно опасной — темой, активно волновавшей Сиуду, была борьба с формирующимися в СССР в 1989-1990 годах полуподпольными неосталинистскими организациями. Он собирал о них информацию, обличал их в письмах и речах. В конце 1988 года рабочий революционер писал: «Сегодня приходится констатировать факт реального становления и развития неосталинизма». Неосталинизма, связанного со спецслужбами и властями, активно проникающего в рабочее движение. Изучение этой тревожной тенденции и бескомпромиссную борьбу с ней Пётр Петрович считал своей важной задачей. Необходимо было дать рабочему и социально-революционному движению прививку от бацилл тоталитаризма и властничества.

Ещё одним центральным направлением его борьбы была организация рабочего движения, соединение разрозненных групп и активистов, активная листовочная кампания. Тысячи листовок размножались и распространялись им, его женой и товарищами. Так, 2 января 1989 года на проходной НЭВЗа (того самого!) Сиуда и его друзья раздали две с половиной сотни листовок, призывающие рабочих объединяться в борьбе за свои социальные права.

Все эти направления деятельности: распространение правды о событиях 1962 года, борьба с неосталинистами, националистами, буржуазными либералами, беспощадная критика КПСС и её «псарни» (по его выражению) — КГБ, создание боевого рабочего движения, поиск активистов-единомышленников в разных городах, выступления на митингах, собраниях, конференциях и в печати (в «Общине», например, регулярно печатались его материалы: помимо спецвыпуска о Новочеркасске-1962 (июнь 1988 года), в номерах 22, 25, 27), колоссальная переписка — всё это было для Сиуды разными сторонами одного революционного дела. Борьбой за правду, за справедливость, за свободу.

В одной из статей в «Общине» (13 декабря 1988 года, № 22) Сиуда писал: «Каждый должен быть готовым в первую очередь жертвовать и рисковать, но ни в коем случае не жертвовать и не рисковать другими». Сам он привык к риску. Он был слишком заметен, слишком неуступчив, неудобен — и для старой-новой власти, и для палачей 1962 года, и для спецслужб, и для неосталинистов. Ему не раз угрожали — но, разумеется, безуспешно. Его не казнили в 1962-ом, не добили в 1979-ом году. В третий раз били наверняка. «Петя, тебя грохнут», — предупреждала его жена в начале 1990-го года. «До 28-ой годовщины не доживёшь», — вторили ей «неизвестные доброжелатели» по телефону. И слово своё сдержали.

5 мая 1990 года Пётр Петрович Сиуда был найден умирающим ночью на улице Новочеркасска в луже крови. Обстоятельства его гибели не оставляют сомнений — это было продуманное убийство, за которым, вероятно, стояли «органы». Вскрытие тела проводилось втайне от семьи и от независимых экспертов, при закрытых дверях. Результаты официальной медицинской экспертизы явно были фальсифицированы. На теле были обнаружены следы насилия. Исчез дипломат с важными документами, который был при Петре Петровиче в ту ночь. Такой финал, наверное, был предопределён. К списку жертв новочеркасского восстания прибавился ещё один человек. Хотя жертвой Петра Петровича никак нельзя было бы назвать. Он был бойцом и погиб на войне.

Что было потом? Лидеры КАС из Москвы летали на похороны в Новочеркасск, был небольшой митинг у проходной НЭВЗа, слабые требования «общественности» разобраться, несколько статей в печати (в частности, статья Юрия Щекочихина, знавшего Сиуду). Но кто и с кем будет разбираться? Мы, группа московских анархистов, посетивших Польшу летом 1990-го года, писали на асфальте перед консульством СССР в Гданьске на трёх языках злые, но бессильные слова: «КГБ — убийца!» Были угрозы жене (вдове) Петра Петровича, Эмме Ивановне, убить и её. «Если найдут моё тело, похороните рядом с Петром»,- просила она знакомых. Запугивались свидетели убийства — и их удалось запугать, заставить молчать. Помнит ли сейчас кто-то о Петре Петровиче Сиуде, о его борьбе и мученической смерти?

К несчастью, мне мало удалось пообщаться с Петром Петровичем — это было всегда по делу — во время его недолгих наездов в Москву в 1988-1990 годах. Пара десятков встреч, полдюжины писем, несколько воспоминаний — вот и всё. Остались в памяти его хрупкость, уязвимость, болезненная худоба, аскетизм, простота, сердечность, неутомимость, неравнодушие, внимание к людям. И, конечно, я многого важного не знаю о нём. Но всё-таки знаю одно — главное. В наше время неподлинности, малодушия, малокровия и фальши можно и нужно быть настоящим человеком. Можно быть воином в поле, даже если ты один. Можно не бояться, не прятаться, не лгать и не молчать, когда все вокруг боятся и набирают в рот воды. Можно говорить правду, когда все лгут, и слова твои никто не слышит. Можно быть свободным и в лагере. Плата за это — жизнь. Кто-то сочтёт её чрезмерной. Каждый выбирает сам.

  • Впервые этот доклад опубликован в сборнике: За справедливость и свободу. Рабочее движение и левые силы против авторитаризма и тоталитаризма: история и современность. Материалы международной научно-практической конференции. М., 2014
  • Оформление: кадр из фильма «Дорогие товарищи!». 2020. Россия. Реж. Андрей Кончаловский

 7,395 total views,  4 views today