Эта статья появилась при любезном содействии Отдела рукописей и архивов Эммы Гольдман, Нью-Йоркской публичной библиотеки, фондов Астора, Ленокса и Тилдена. В ней Гольдман – в период самого расцвета критики школ – демонстрирует их противоречия и разрушительные механизмы, и выступает в защиту концепции Современной школы, сформулированной Франсиско Феррером.
Сегодня вопрос о гуманности и обоснованности нынешнего образования, как и в конце XIX века, вновь актуализируется большинством левых движений. Эта статья Э. Гольдман обращается к самым основам анархистского понимания педагогики, полового воспитания и воспитания свободной и сильной личности – она ценна в первую очередь тем, что дополняет панораму либертарного движения в педагогике на рубеже 19-20 веков в западных странах, в частности в США.
Чтобы во всей полноте осознать социальную значимость Современной школы, для начала нам необходимо понять, как работает школа сегодня, а затем – рассмотреть идею, лежащую в основе тенденций современного образования.
Что придёт на смену сегодняшней школе – государственной, частной или приходской?
Для ребёнка школа становится своего рода тюрьмой, служащей его заключению; она подобна баракам для солдат; школа – это место, где всё направлено на разрушение воли ребёнка, на обращение с ним как с тестом, которое необходимо раскатать, замесить и придать ему форму, которая сделает его чуждым самому себе.
Я не хочу сказать, что этот процесс запускается кем-то сознательно; он лишь является существенной частью рассматриваемой системы, которая может поддерживать сама себя только с помощью дисциплины и унификации. Я утверждаю, что именно здесь кроется величайшее преступление современного общества.
Чтобы как следует сломить человеческую волю, следует начинать с самого раннего возраста, поскольку ум ребёнка в это время сохраняет достаточную гибкость. Подобно тому, как акробатам – чтобы обучиться мастерству владения мышцами, следует начинать тренироваться и упражняться, пока их мышцы всё ещё податливы.
Сама мысль о том, что знание может быть приобретено в школе только через систематическую зубрёжку, и что школьное время – это единственное время, когда можно это знание получить, – настолько нелепа, что тем самым дискредитирует существующую систему образования, обнаруживая её необоснованность и бесполезность.
Допустим, кто-то высказал соображение, что наилучшие результаты для индивида и общества могут быть обеспечены только через принудительное кормление. Неужели против этой затеи станут протестовать только самые невежественные? А ведь желудок гораздо более приспособлен к подобным ситуациям, нежели мозг. И всё же мы почему-то находим вполне естественным принудительность умственного питания.
Более того, мы считаем себя выше других наций, так как именно мы придумали трубку для принудительного кормления, через которую за определенное количество часов в день и определенное количество лет жизни способны насытить детскую голову непомерным объёмом интеллектуальной пищи.
Шестьдесят лет назад Эмерсон сказал:
«Мы – ученики слов; мы заперты в школах и колледжах на десять или пятнадцать лет, и выходим оттуда пустозвонами, ходячими словарями, – и в итоге не понимаем сути».
С тех пор, как были написаны эти мудрые слова, Америка достигла всемогущества школьной системы, но несмотря на это, мы оказались лицом к лицу с собственным бессилием.
Наибольший вред такой системы образования – даже не в том, что она не приносит нам ничего того, что действительно стоило бы знать, а в том, что она хвастливо заявляет, будто выступает за истинно верное образование, но на деле служит лишь порабощению и разграблению народа гораздо больше, чем мог бы это сделать авторитарный правитель.
Почти каждый в Америке, включая либералов и радикалов, считает, что Современная школа – это отличная идея для европейских стран, но нам она не нужна: «Посмотрите на наши возможности», – заявляют они. В действительности современные методы образования куда нужнее Америке, чем Испании, или любой другой стране, так как нигде больше нет такого неуважения к оригинальности мышления и свободе личности. Унифицированность и имитация – таков наш девиз. С самого момента рождения и до самой смерти этот девиз предписывается каждому ребёнку как единственно осуществимый путь к успеху. И нет в Америке ни одного учителя или воспитателя, который бы мог удержаться на своем рабочем месте, если бы он решился хоть немного отойти от этого принципа унифицированности и имитации.
Генриетта Родман, преподавательница одного университета в Нью-Йорке, как-то раз на литературном классе рассказала своим ученицам об отношениях между Джорджем Элиотом и Льюисом[1]Джордж Элиот (наст. имя – Мэри Энн Эванс) и Льюис Джордж Генри.. Одна маленькая девочка, которая выросла в католической семье и оказалась высочайшим образцом дисциплины и унифицированности, рассказала своей матери о том, что услышала в классе. Та сообщила об этом священнику – тот же счёл нужным доложить о Мисс Родман в Совет по образованию. Несмотря на то, что в Америке государство и церковь – это не связанные между собой институты, Совет по образованию призвал Мисс Родман к ответу и очень ясно дал ей понять, что, если она ещё раз позволит себе подобные вольности, будет уволена со своего рабочего места.
В Ньюарке, в штате Нью-Джерси, мистер Стюарт, высокопрофессиональный преподаватель старшей школы, однажды председательствовал на мемориальном собрании Феррера, тем самым оскорбив католиков этого города, которые немедленно подали на него жалобу в Совет по образованию. Я думаю, что уже наступила пора всем образованным людям осознать то, что наша прежняя система экономической и политической несостоятельности держится не столько на богатстве и правлении, сколько на инертной массе человечества, которая была вышколена и заперта в абсолютной одноликости, и что сегодняшняя школа представляет собой лишь наиболее эффективный инструмент для сохранения этого положения вещей. Я не думаю, что сколько-нибудь преувеличиваю, или что я одинока в своём видении. В подтверждение своих слов приведу цитату из статьи за сентябрь 1910 года в журнале «Mother Earth»[2]«Мать Земля» – анархистская газета в США, периодически выпускавшаяся с 1906 по 1917 год. доктора Хайльмана, замечательного школьного учителя с почти двадцатипятилетним опытом. Вот что он говорит:
«Наши школы терпят кризис, поскольку основываются на принуждении и ограничении свободы. Детьми безосновательно командуют, им постоянно говорят, что, когда и как делать. Инициатива, оригинальность, самовыражение и индивидуальность – всё это под запретом. При этом продолжает считаться, что всем должны быть интересны одни и те же вещи, в одной и той же последовательности и в одно и то же время. Поклонение идолу одноликости продолжается в всех возможных формах. А чтобы быть ещё более защищённой от какого-либо инакомыслия, школа диктует учителю каждый отдельный шаг, каждый подход и педагогический приём, делая невозможными его собственную инициативу и оригинальность. Мы по-прежнему непрерывно слышим о порядке, контроле, системе и дисциплине – в старинном смысле этих слов, а ведь все эти методы направлены скорее на подавление, чем на освобождение человеческой жизни.
В таких обстоятельствах учителя становятся простыми инструментами, автоматами, что лишь увековечивают машину, производящую такие же автоматы. Они упорно принуждают ученика к своему знанию; они игнорируют или подавляют его инстинктивное стремление к красоте и к тому, чтобы быть нужным миру; они загоняют их в мертвящую муштру, которой придали статус фундаментального курса с дурацким названием; они заменяют естественные внутренние стимулы ребёнка, которые не знают страха трудностей и не скудны на приложение усилий, на стимулы внешнего принуждения и искусственные подкупы, которые обычно основаны на страхе, антисоциальной жадности или соперничестве, – это препятствует развитию чувства радости в работе ради неё самой; это мешает целенаправленной работе и гасит рвение творческой инициативы и пыл социального служения; это заменяет подлинно значимые мотивы на сиюминутные – потребление и прихоть».
В результате ребёнок предсказуемо становится чахлым, ум его притупляется, а существо – искажается. Всё это делает его неспособным занять своё место в социальной борьбе в качестве самостоятельного субъекта. В самом деле, сложно назвать что-то более ненавистное современному миру, чем автономность в любом вопросе и деле.
Современная школа полностью отвергает такую губительную и поистине преступную систему образования. Она настаивает на том, что между принуждением и воспитанием – не больше гармонии, чем между тиранией и свободой, – они далеки друг от друга, как полюса. Главный принцип Современной школы состоит в следующем: воспитание рассматривается как процесс «вытягивания», а не «вбивания» и «вдавливания»; оно содействует спонтанному развитию, при этом направляя собственные усилия ребёнка в те сферы знания, которые он желает исследовать. Потому учителю – вместо того, чтобы противостоять или вставать на место авторитета и настаивать на своих собственных взглядах, пристрастиях и убеждениях, –следует играть роль инструмента, который в любой момент готов чутко откликаться на проявляющиеся нужды ребёнка, или роль канала, через который ребёнок может приобрести такое количество упорядоченных знаний о мире, сколько он сам готов воспринять и усвоить. В качестве фактов в Современной школе рассматриваются лишь научные, доказанные факты; при этом, никакая интерпретация теории – социальной, политической или религиозной – не может быть представлена как не подлежащая критике или сомнению.
В этом смысле Современная школа должна быть либертарна. Каждому ученику следует помочь стать свободным, чтобы он смог узнать самого себя. Главной целью такой школы является содействие гармоничному развитию всех скрытых в ребёнке способностей. Это значит, что в Современной школе не может использоваться ни принуждение, ни связанные с ним правила и предписания.
Энтузиазм и благородство в учениках учитель вполне способен вызвать своим собственным энтузиазмом и благородством своего характера. Но как только он попытается любым образом принудить ребёнка к чему-либо, он уже преступит границы дозволенного. Дисциплинировать ребёнка означает неизбежно устанавливать противоречивые моральные принципы, поскольку ребёнок вследствие этого начинает думать, что наказание – это нечто, что навязано ему извне, навязано более властным, чем он, человеком; вместо того, чтобы понимать под наказанием естественную и неизбежную реакцию и результат своих собственных действий.
Социальная цель Современной школы состоит в том, чтобы развивать индивида через познание и свободное определение черт его характера, чтобы он мог стать социальным существом, научившись познавать себя, своё отношение к окружающим, и реализовывать себя в гармоничных отношениях с обществом.
Разумеется, Современная школа не предлагает отказаться от всего, чему педагоги научились на ошибках прошлого. И хотя она будет принимать во внимание опыт прошлого, всё же она всегда должна использовать лишь те методы и инструменты, которые будут способствовать самовыражению ребёнка. Например, в подходе, применяемом в нынешней школе, ребёнку редко дозволяется собственное суждение или инициатива. Однако не должен ли материал, основанный на опыте и воображении ученика, давать гораздо большей пищи для размышлений и развития, чем можно извлечь из современного часового метода, который в лучшем случае есть не что иное, как пустое подражание?
Каждый, кто хоть немного знаком с методологией сегодняшней школы, знает, что при обучении истории ребёнка учат тому, что Карлейль называл «компиляцией лжи». Король здесь, президент там, да несколько героев, которым поклоняются после смерти – вот и весь материал школьного учебника по истории. Напротив, Современная школа, обучая истории, должна представить ребёнку панораму важнейших периодов и событий, иллюстрирующую основные движения и эпохи развития человечества. Поэтому она должна дать ему знание о борьбе прошлых поколений за прогресс и свободу, и тем самым вызвать в нём уважение к идеям, направленным на освобождение человечества. Основополагающий принцип Современной школы состоит в том, чтобы упразднить фигуру простого инструктора – инструктора, ослеплённого своей ничтожной специальностью, и не способного различить за ней полноту жизни, которой она призвана служить; узколобого поклонника единообразия; мелкого реакционера, который кричит: «больше правописания и арифметики и меньше жизни!»; близорукого апостола утешения, который в своём поклонении тому, что было, не видит того, что есть и что должно быть; глупого приверженца разлагающегося века, который воюет против свежей силы, прорастающей из почвы, – всё это Современная школа стремится заменить жизнью, истинным толкователем образования.
Грядёт новый день, когда школа будет служить человеческой жизни во всех её проявлениях и поддерживать каждого ребёнка на пути к тому месту в обществе, которое будет соответствовать его личностным особенностям; девиз этой школы будет заключаться уже не в одноликости и дисциплине, а в свободе, развитии, доброй воле и в радости для всех и каждого.
Половое воспитание
Образовательная система, которая отказывается видеть в юной цветущей и восходящей личности независимость ума и целостность свободно развившегося тела, будет так же слепа к значимости стадии полового развития в ребёнке. Однако у детей и подростков есть свои подростковые мечты и смутные предчувствия сексуального влечения. Чувства эти раскрываются медленно, как лепестки бутона, – приближение половой зрелости углубляет чувствительность и активизирует эмоции: новые перспективы, фантастические картины, красочные приключения в стремительной процессии следуют друг за другом перед сексуально пробуждающимся ребёнком. Тот факт, что юность – это самый чувствительный и впечатлительный период для неординарных фантастических и поэтических переживаний, признан всеми сексологами. Сияние юности, увы, столь кратковременно, но так неразрывно связано с пробуждением эротизма. Это тот период, когда идеи, идеалы, цели и мотивы начинают формироваться в человеческой груди; то, что уродливо и низко в жизни, всё ещё остается накрытым фантастическим покрывалом, поскольку возраст, который знаменует переход от ребёнка к подростку, действительно является самым изысканным, поэтическим и волшебным периодом во всей человеческой жизни.
Ничего не остаётся от этой магической полосы жизни, кроме порока и порчи, что приписывают ей пуритане и моралисты. Ребёнок, мало того, может даже не сознавать самого себя, он же, скорее всего, не будет ещё и иметь никакого понятия о том, что в нём может таиться сексуальная сила. Пуритане выстраивают высокую стену вокруг этого величайшего человеческого факта – ныне никакой луч света не сможет проникнуть через этот заговор молчания. Держать ребёнка полностью неосведомлённым в вопросе сексуальности для воспитателей считается моральной обязанностью. Проявления сексуальности они рассматривают так, как будто это склонность к преступлению, хотя пуритане и моралисты по своему опыту знают, что сексуальность – это нечто важное. И всё же они неуклонно продолжают запрещать всё, что могло бы освободить обеспокоенные ум и душу ребёнка, всё, что могло бы освободить ребёнка от страха и беспокойства.
Осведомлены о дурных и мрачных последствиях при непонимании половых вопросов и воспитатели. Однако нет у них ни того сознания, ни той человечности, чтобы разрушить стену, возведенную пуританством вокруг секса; они подобны родителям, которые подвергались жестокому обращению в детстве, и теперь они жестоко обращаются и мучают своих детей, чтобы отомстить за своё собственное детство. В юности родители и воспитатели вдалбливали им в уши, что секс низок, нечист и отвратителен. Поэтому они сразу же начинают вдалбливать то же самое в своих детей.
Требуется независимое суждение и великая отвага, чтобы освободить кого-либо от таких чувств. Двуногим животным, которых мы именуем родителями, недостает и того, и другого. Таким образом, они заставляют своих детей расплачиваться за оскорбление, нанесённое им их родителями. Это лишний раз доказывает, что потребуются столетия просвещения, чтобы устранить вред, причинённый традициями и привычками. В русле этих традиций, «невинность» стала синонимом «невежества»; невежество действительно считается высшей добродетелью и представляет собой «триумф» пуританства. Но в действительности эти традиции представляют собой преступления пуританства: они уже привели к непоправимым внутренним и внешним страданиям детей и юношества.
Крайне важно, чтобы мы осознали, что человек – вид в большей степени сексуальный, нежели моральный: первое ему присуще – второе привито. И неважно, когда узколобая мораль требует от нас конфликтов с половым влечением, – влечение всегда берёт верх над ней. Но спрашивается, каким образом? В тайне, во лжи и в обмане, в страхе и нервном беспокойстве. И правда, не в половой тяге кроется всё грязное, а в умах и сердцах фарисеев: они-то и поливают грязью даже безобидные и нежные проявления в жизни ребёнка. Часто можно наблюдать группы детей, в которых те шепчутся и рассказывают друг другу легенду об аисте. Они что-то где-то услышали, знают, что это – якобы смертный грех, о котором под страхом наказания запрещено заявлять открыто. Так и получается, что, когда дети застают кого-то из старших, они разбегаются, как преступники, пойманные на месте преступления. Как это было бы позорно для старших, если об их процессии узнал бы кто-то ещё, и как трагично было бы то, что их приписали к грешным и нечестивым.
Эти дети оказываются окончательно вытолкнутыми в сточную канаву, поскольку их родители и учителя считают любое разумное обсуждение секса категорически неприемлемым и аморальным. В поисках знания этим детям приходится обращаться к другим источникам, естественнонаучный потенциал которых верен лишь отчасти. И всё же даже он – полезнее, чем притворная добродетель взрослых, которые клеймят естественные половые побуждения ребёнка за преступление и порок.
В своих исследованиях молодые часто сталкиваются с прославлением любви. Они узнают, что любовь – это сама основа религии, долга, добродетели и других таких замечательных вещей. С другой стороны, из-за искажённого образа секса любовь предстаёт перед ними как отвратительная карикатура. Лишь воспитание обоих полов в истине и простоте во многом помогло бы исправить эту путаницу. Если бы в детстве и мужчину, и женщину учили прекрасному товариществу, это бы защитило бы их от чрезмерности сексуального влечения и помогло бы эмансипации женщины гораздо больше, чем все законы в сводах и наличие у неё право голоса.
Большинство моралистов и многие педагоги до сих пор придерживаются устаревшего представления о том, что мужчина и женщина принадлежат к двум разным видам, движутся в противоположных направлениях и поэтому должны держаться порознь. Любовь, которая должна была бы послужить побуждением к гармоничному слиянию двух существ, сегодня, в результате морального истязания молодых, бросает их друг другу в изнурительные, голодные, нездоровые сексуальные объятия. Такого рода удовлетворение неизбежно будет оставлять за собой дурной вкус и «нечистую совесть».
Защитники пуританства, морали и господствующей системы образования преуспевают лишь в том, чтобы сделать жизнь невзрачнее, подлее и презреннее. Станут ли самобытные личности терпеть такое безобразие? Единственный выход из этой ситуации – проект упразднения сложившейся системы, а также всех тех, кто занимается так называемым образованием. Лучшее воспитание ребёнка – это оставить его в покое и привнести в него понимание и сочувствие.
Оформление: кадр из фильма «История Рона Кларка». 2006. США, Канада. Реж. Рэнда Хейнс.
Оригинал: https://theanarchistlibrary.org/library/emma-goldman-the-social-importance-of-the-modern-school.
На украинском: https://akrateia.info/uk/soc%d1%96alna-znachim%d1%96st-suchasnoy-shkoli/.
5,058 total views, 2 views today